– А что стало с ребенком?
– Дочери Успенского повезло больше других. Она лежала рядом с отцом – в шоковом состоянии и вся перепачканная его кровью. Это, видимо, ее и спасло.
– Каху взяли?
– Нет, – тянется шеф к сигаретной пачке. – Он был убит наповал первым же выстрелом лейтенанта милиции. К слову, того настолько потрясло увиденное в лаборатории, что его пришлось на неделю отдать в руки профессиональных психологов.
Внимая боссу и переваривая услышанное, я совершенно упускаю из вида главное. Улучив момент, интересуюсь:
– Сергей Сергеевич, ну а при чем же тут мы – боевые пловцы «Фрегата»? Мои ребята научных степеней не имеют…
Он слишком умен, чтобы не предвидеть моего вопроса, поэтому, не дослушав, перебивает:
– Все просто и вместе с тем невероятно сложно. Вскоре после той неприятной истории доктор наук Успенский и его семилетняя дочь бесследно исчезают, а работы по созданию уникальных газовых смесей прекращаются.
– Навсегда?
– Не навсегда, но почти на двенадцать лет. Лишь в начале 2004 года наша разведка сумела добыть кое-какие сведения, намекавшие на серьезные попытки американцев повторить успех доктора химических наук Успенского. В бюджете сразу нашлись деньги, и работы возобновились.
– Ее построили так быстро?
– Да. Когда люди во власти боятся чего-то по-настоящему – проблема решается мгновенно. Лабораторию построили менее чем за год и со всеми мерами предосторожности.
– И кто же теперь этим занимается, если злой гений куда-то испарился?
– Недостатка в талантливых людях наша страна никогда не испытывала, верно? – посмеивается босс. И тут же становится серьезным, если не сказать мрачным. – Одним словом, из лаборатории, где происходили эксперименты с этим чертовым газом, поступил сигнал бедствия.
– И что? – не понимаю его намеков.
– А то, Черенков! Секретная химическая лаборатория находится в одном из модулей научной станции «Ангар-004».
– «Ангар-004»? Никогда о такой не слышал.
– Немудрено. По ряду причин мы предпочитали не распространяться об этом объекте. Официально лаборатория занимается изучением животного и растительного мира озера Байкал; тамошние ученые время от времени публикуют результаты своих исследований, участвуют в международных конференциях. Кстати, по соседству – в пяти километрах – болтается американская лаборатория с учеными из разных стран.
– Что обозначает индекс «два ноля четыре»?
– Год постройки новейшей лаборатории.
Вероятно, моя удивленная физиономия начинает раздражать Горчакова. Покашляв в кулак, он торжественно произносит главное:
– Суть проблемы состоит в том, что сия лаборатория покоится на глубине пятидесяти метров. Вот здесь…
Развернувшись к карте, он вооружается указкой и тычет ее острием в одну из бухт восточного побережья Байкала.
– Усекаешь?
Да-а… Любите вы, Сергей Сергеевич, напустить туману…
– Вот такой у нас получается нанокрокодил, – барабанит генерал тонкими пальцами.
– Сколько нужно людей и когда собирать манатки?
Резко поднявшись, мой босс заканчивает беседу:
– Отбери человек восемь. Вылетаем ближайшей ночью…
Российская Федерация, Тамбовская область. Начало 90-х годов
– Погодите, куда вы?
– В чем дело?
– Держите.
– Что это? – брови лейтенанта милиции изумленно ползли на лоб.
– Изолирующие противогазы. Без них туда нельзя.
– Почему?!
– Делайте, что вам говорят, – перешел на шепот пожилой научный сотрудник. – Внутри лаборатории ¹2 возможна утечка газообразных отравляющих веществ. А с ними шутить не стоит.
– Отравляющих? Понял, – сдался защитник правопорядка и достал из брезентовой сумки резиновую маску. – Только помогите разобраться с этими причиндалами…
За металлической дверью уже никто не кричал и не стрелял. Лишь изредка из лаборатории доносились шаги и другие негромкие звуки. Пока два милиционера подгоняли противогазы, третий на всякий случай караулил с автоматом незапертую дверь.
– Готовы? – спросил он коллег.
Кивая, те сняли с предохранителей табельное оружие, а гражданский люд предусмотрительно отошел подальше от места возможной перестрелки.
Дверь рывком распахнулась, и два молодых парня в серых форменных куртках ворвались внутрь.
Тишина длилась от силы секунду, однако тем, кто остался в коридоре, она показалась вечностью.
Из лаборатории донесся шорох, громкий звериный рык, а следом прогремел одиночный выстрел.
И снова тишина.
Внезапно в коридор вылетел лейтенант. В правой руке пистолет с дымящимся стволом; левая зажимала рот. Уткнувшись в противоположную стену, бедолага смачно блевал…
* * *
Машину «Скорой помощи» дожидаться не стали. Среди сотрудников химической лаборатории имелось достаточно специалистов, способных оказать квалифицированную первую помощь.
Выжили двое: заведующий лабораторией Успенский и его дочь Марианна. Собственно, у семилетней крохи никаких повреждений при осмотре не выявили – только сильнейший испуг и шоковое состояние из-за психической травмы. С Успенским дело обстояло хуже.
– Скорее, у него большая кровопотеря! – суетились коллеги над шефом.
Кто-то останавливал кровь, кто-то обрабатывал многочисленные раны, кто-то готовил носилки для транспортировки, а внизу уже прогревали двигатель единственного автомобиля для поездки в ближайшую больницу.
Тем временем милиция занималась трупами, коих было ровно три. Один, изуродованный до неузнаваемости, торчал в разбитом окне, второй – тоже основательно искалеченный – лежал, забившись под письменный стол. Единственное тело, почти не пострадавшее в малопонятном происшествии, принадлежало молодому кавказцу. В его голове чернела дырка от девятимиллиметровой пули, а одежда была забрызгана чужой кровью.
– Когда мы с сержантом ворвались внутрь, – рассказывал бледный лейтенант прибывшему майору милиции, – он стоял около письменного стола. Стоял и раскачивался, словно травы обкурился.
– Так… Что дальше? – записывал майор показания подчиненного.
– Дальше он поднял голову, заметил нас и пошел на сближение. Походка при этом была такая… чуднáя.
– Почему чудная?
– Неуверенная, что ли. Будто ему равновесие удерживать трудно.
– Понятно. И ты открыл огонь на поражение?