– Только четыре? – хмыкнул Соловей. – Ишь ты! А мне, дураку старому, почему-то помнится, что их пять. Пятое, слуховое, чуть повыше. Когда-то там была кладовка магпункта, но потом чердак отдали под музей истории Тибидохса. Это была, кстати, идея Поклепа. Он вечно кричал, что ему негде складывать старые реликвии. А раньше, до музея, там, помнится, был люк, ведущий прямо в магпункт. Почему-то именно чердачное окно вылетает у всех из головы, когда накладывают заклинания… Эй, ты что? Я не собирался тебе ничего подсказывать! Я только делился воспоминаниями своей юности! Нам, сентиментальным пожилым преподавателям, ничего другого и не надо.
Подбежав к Соловью, Таня, не сдержавшись, расцеловала его в обе щеки. Одноглазый тренер был так ошеломлен, что сел на песок и, не в силах ничего сказать, замахал руками, отгоняя бросившихся к нему на помощь ангарных джиннов. А Таня, схватив футляр с контрабасом в охапку, уже мчалась к Тибидохсу.
* * *
Вечером Гробыня лежала на кровати и разгадывала кроссворд для темных магов. То и дело она заходила в тупик и начинала приставать к Тане.
– Эй, сиротка! Симпатичный кровосос, издающий приятное зудение…
– Комар, – отвечала Таня.
– Подходит! – радовалась Гробыня. – А вот это: чудненькая машинка для стрижки голов?
– Гильотина!
– И это подходит! Ну ты и умняшка, Гроттерша! Прям Шурасик в юбке!
– Угу. А ты Гуня Гломов с маникюром, – отвечала Таня.
Она едва скрывала нетерпение, дожидаясь, пока Склепова заснет. Однако показывать это было опасно. Если бы Гробыня что-нибудь заподозрила, она могла запросто не спать всю ночь.
Наконец, решив больше не напрягать извилины, Склепова запустила журнал с кроссвордом через всю комнату.
– Бедный Пупперчик! – мечтательно сказала она. – Скучает небось по своей Гробынюшке! Бродит, метлу обнимает! Скоро купидончиков начнет присылать. Ничего, пускай пока помучается – больше любить станет! А тебе, Гроттерша, небось завидно, что у меня такой хахаль? Тебе-то он уж точно не светит!
– Да уж где нам, белякам! – сказала Таня, отмахиваясь от Черных Штор, по которым давно уже приплясывал с метлой Гурий Пуппер, загостившийся с четвергового сна Гробыни.
Потеряв терпение, она почти уже решилась запустить в Склепову Пундусом храпундусом, но тут Гробыня счастливо захохотала, перевернулась к стене и засопела в обе дырочки. Она всегда вырубалась почти мгновенно, хотя и любила потрепаться перед сном.
Таня поспешно выскользнула из кровати, оделась и, прокравшись по темному коридору, постучала в дверь Баб-Ягуну. Вначале один раз, а затем еще трижды. Так у них было условлено. Выглянувший Ягун поманил ее за собой.
Просторный стол посреди его комнаты был завален всевозможными приспособлениями для магического пилотажа и драконбольным снаряжением. Для тетрадей и учебников оставался один дальний угол, где они были сложены живописной пирамидой, которую уже обвил паутиной шустрый тибидохский паук.
Ожидая Таню, Баб-Ягун не терял даром времени и смазывал все сочленения своего пылесоса. Рядом лежали четыре пустых банки из-под майонеза.
– Видела? Теперь мой пылесос будет работать совсем бесшумно! Нас никто не засечет! – довольно сказал Ягун.
– Ты хочешь, чтобы я села в эту лужу? – поинтересовалась Таня, разглядывая сиденье пылесоса.
– Подумаешь, пролилось немного! Это же не грязь какая-нибудь! Отличный майонез! – обиделся Ягун. Он вытер лужу ладонью и поочередно облизал пальцы.
Воспользовавшись дальней лестницей, друзья выбрались на стену, проскользнули по ней и оказались напротив невысокой внутренней башенки, примыкавшей к Большой Башне и казавшейся рядом со своей гигантской соседкой не больше чем ступенькой. Именно в этой пристроенной башенке и помещался магпункт.
Ярко светила надкушенная луна, стыдливо прикрывавшая свой изъян фиолетовыми тучами. Таня и Ягун сели на пылесос. Блокировок на полет на стенах не было: они были только внутри.
После непродолжительного полета друзья протиснулись в узкое чердачное окошко. Глухо хрустнула рама, которую Ягун ухитрился выломать трубой своего пылесоса.
– Ой! Ну да ладно! Все равно она была гнилая, – оправдываясь, сказал он.
Таня огляделась. В узкой, с полукруглым потолком чердачной комнате громоздились силуэты, похожие на закутанных в белые одеяния призраков. Она осторожно ощупала их снаружи, не снимая чехлов. Это была старая мебель – диваны, скамьи, сундуки. Возле стены белой скалой высился шкаф. На стенах висели картины в тяжелых рамах – унылые, серые картины, изображавшие грозных стариков в напудренных париках и старух в чепчиках. Все картины были неживыми. Лишь у одной из старух в руках была живая моська, залившаяся при приближении ребят простуженным лаем.
– Плохой художник! Зачем он нарисовал такой жалкой моське лай от волкодава! – осуждающе сказал Баб-Ягун. – И вообще, теперь я понимаю, почему сюда никто не ходит. Кошмарное место!
Хранителем музея последние двести лет считался Тарарах. Однако питекантроп терпеть не мог все неживое. Его сердце было отдано живым магическим существам, которым вечно нужна была помощь. Именно поэтому хранитель бывал в музее крайне неохотно – только в те дни, когда пятница, тринадцатое приходилась на полное солнечное затмение. Это и можно было прочитать на двери.
Таня молча разглядывала один из портретов, напоминавший ей Гуго Хитрого. Но это был, увы, не Гуго. Пропавший белый маг, обитавший в своей книге, так и не был обнаружен, несмотря на все усилия Медузии и Великой Зуби. Как не был найден и тот, кто слепил из воска фигурку самой Тани.
Неожиданно из дальнего угла донесся скрип. Крайний из чехлов словно ожил. Его неясный белый силуэт то выглядывал из-за шкафа, то беспокойно проваливался назад. Таня и Баб-Ягун осторожно приблизились. Таня отогнула чехол и поняла, что все предметы защищены заклинаниями невидимости.
– Интересно, что это такое? А ну-ка! – Она присела на этот предмет и откинулась на спинку. – Похоже на кресло-качалку, как считаешь, Ягун?
– Скрипи потише, или разбудишь мою бабусю! Ее комната как раз под нами. А спросонья моя бабуся опаснее Клоппа! – озабоченно сказал Ягун и отправился искать люк.
Таня хотела уже спрыгнуть с кресла, но напоследок случайно откинулась назад чуть сильнее, чем до того. Внезапно качалка взвилась в воздух и зависла над полом. От неожиданности Таня вцепилась в подлокотники. Кресло некоторое время задумчиво поболталось в воздухе, а затем неохотно опустилось на прежнее место. В миг, когда полозья качалки коснулись досок, на чердаке одновременно полыхнули сотни зеленых искр.