Гроттерша, за то, что ты помогла мне слепить фигурку, я, быть может, пришлю тебе когда-нибудь подарок: старые кроссовки или книжку мемуаров моего Гуряндия с его подписью. Между прочим, одно издательство уже переводит мемуары Гурочки с английского языка на нормальный. Говорят, для перевода они отловили где-то птицу эму и после некоторых технических сложностей все же превратили ее в человека.
Искренне нелюбящая тебя
Гробыня».
«Ну вот! В этом мире явно все свихнулись! И Пипа, и Гробыня, и все прочие! Даже этот перегревшийся тренер, который разбалтывает чужие тайны!» – подумала Таня. Она в очередной раз пожалела, что поддалась уговорам Гробыни и произнесла запрещенное любовное заклинание. А теперь неизвестно, как расхлебаешься. Надо срочно что-то предпринимать, или пупперские поклонницы осенью снимут с нее скальп. А с другой стороны, что тут предпримешь, когда у нее всего одна зеленая искра в день, да и та такая дохлая, что ее хватает лишь на самые простенькие заклинания?
Сунув письмо Гробыни в карман, Таня взяла в руки Ванькино. Некоторое время она просто держала его, даже не распечатывая, а лишь испытывая особую согревающую радость. Потом все-таки решилась и вскрыла конверт.
«Здравствуй, это я! Меня еще не выписали из магпункта, но я потихоньку сбегаю через люк, который вы с Ягуном мне показали. Был у Тарараха. Мой жар-птиц теперь живет у него. Тарарах ужасно рад, говорит, что с жар-птицем костер развести как нечего делать. Посадишь его на дрова – они сами вспыхивают, даже если совсем сырые.
Сарданапал страшно волнуется. Они с Фудзием, Клоппом и Медузией обходят Тибидохс комната за комнатой и все что-то ищут. Но пока ничего не нашли. Я стараюсь не попадаться им на глаза. Медузия злая, а о Клоппе я уж и не говорю. Он и раньше был не паинька, а теперь полный параноик. Фудзий, тот вообще чокнутый. Ходит все время в жилетке против сглаза, входит во все двери спиной вперед и рассказывает всем, какой он великий и неоцененный. Тут слухи носятся, что он у нас будет в будущем году магические сущности преподавать. Мрак!
Недавно ночью около жилого этажа я натолкнулся на какого-то странного типа с гвоздикой в петлице. Он вышмыгнул из-под лестницы атлантов, а потом я даже не понял, куда он делся. Но это был не призрак, точно!
Я очень хочу, чтобы ты поскорее вернулась. Если Сарданапал так ничего и не найдет, я раздобуду где-нибудь пылесос, а не пылесос, так хоть швабру с пропеллером из музея стащу и тоже отправлюсь к лопухоидам, чтобы видеться с тобой чаще. Я бы давно это сделал, но Клопп отобрал у меня кольцо. Говорит, магии у них осталось всего ничего и нечего ее расходовать.
Привет Ягуну! Как там его пылесос? Надеюсь, он еще не утопил тебя и дядю Германа в майонезе?
Ванька».
– Ну, чего тебе Ванька пишет? – поинтересовался Баб-Ягун. Он давно уже просмотрел свое письмо и теперь с любопытством поглядывал на Таню.
– Я еще не до конца прочитала!
– Неправда! Ты его уже в десятый раз перечитываешь! Меня не надуешь! – насмешливо заявил Ягун.
Поняв, что он прав, Таня неохотно оторвалась от письма.
– Ванька пишет про жар-птица. Говорит, Сарданапал ничего еще не нашел и ужасно психует. А еще он хихикает над твоим пылесосом! Интересуется, хватает ли тебе майонеза и не потерял ли ты трубу.
Всегда, когда речь заходила о пылесосах, Ягун мгновенно утрачивал чувство юмора.
– Вот маечник! Да я его морских свинок в кабанов превращу! Жар-птица пожарникам отдам! – завопил он.
Успокоившись, Ягун показал Тане письмо от Ягге.
– Бабуся умоляет нас, чтобы мы были осторожны. Пишет про какие-то скверные предчувствия. Якобы когда она на нас гадала, у нее колода карт сгорела. Ничего себе, да? Хотя ты мою бабусю знаешь! Она не паникерша, но заскоки случаются… Еще Ягге говорит, что заклинание Грааль Гардарики срабатывало в последнее время трижды. Понимаешь, что это значит? Кто-то тайно проникает в Тибидохс или куда-то улетает из Тибидохса. Сарданапал и Клопп пытались разобраться, кто это может быть, но так и не смогли. Он замел все следы.
Как-то вечером дядя Герман тихо-мирно сидел на диване и смотрел по телевизору уголовную хронику.
– В Москве появился псих с кастетом. Сыщики уже прозвали его «охотник за зубами» и подозревают стоматологов, нуждающихся в расширении практики, – сообщил ведущий.
Дурнев опасливо потрогал пальцем свои глазные зубы.
– Совсем невозможно жить стало! Покушаются на самое святое! – сказал он плаксиво.
Несмотря на то что зубы у него выдвигались, а ел он теперь исключительно сырое мясо, настоящим вампиром Дурнев так и не стал. От вековых чар дядю Германа спасла его маниакальная подозрительность.
«Это как же я буду людей кусать! Тяпнешь его, а он какой-нибудь заразный окажется! Или, предположим, завизжит, а у меня барабанная перепонка лопнет! Ну их всех – буду я из-за них страдать!» – размышлял он.
Недавно дядя Герман обнаружил странную закономерность: если в момент, когда он смотрит на человека, незаметно ударить одним каблуком сапога о другой – человек начинает невольно дрожать, а в глазах у него появляется идиотический страх. Пользуясь этим, Дурнев с утра до вечера ходил по коридорам Думы и, многозначительно улыбаясь своим политическим противникам, позванивал шпорами.
Враги дяди Германа, даже самые яростные, как-то сразу сникали и увядали. Дурнев стал являться им в кошмарных снах. Они не решались уже говорить о нем плохо даже за его спиной: им казалось, что и туда дотянется его цепкий взгляд. Поползли слухи, что скоро Дурнева назначат одним из министров.
Вставая с дивана, тетя Нинель неловко опрокинула с колен тарелку с печеньем. Увидев на полу крошки, она хотела пойти за своим пылесосом, но неожиданно заметила у дивана пылесос Баб-Ягуна. По тибидохской привычке, Ягун разбрасывал свои вещи где попало. Носки он, например, упрямо клал посреди комнаты. А его брюки по утрам часто оказывались на люстре, и все потому, что у них был не в меру беспокойный ремень из кожи лернейской гидры.
– Ну-ка посмотрим, что у парня за пылесос! Небось не тянет ничего! – с сомнением сказала тетя Нинель, обожавшая доказывать всем и каждому, что ее бытовая техника самая лучшая, а у всех остальных дрянь.
Некоторое время она безуспешно проискала шнур, который нужно было вставлять в розетку, а потом, пожав плечами, нажала на кнопку. (Знала бы она, что это была кнопка аварийного взлета, которой нечасто решался пользоваться даже Ягун!)