– Кошмар, какие бреши проделывает этот Пуппер в женском коллективе! Самого матча еще нет, а их уже колбасит! – задумчиво прокомментировал Баб-Ягун.
Малютка Клоппик, неизвестно каким образом пробравшийся на поле, заулюлюкал с гостевых трибун. Он постепенно взрослел, недаром Сарданапал наложил на него заклинание ускоренного роста. Теперь Клоппу было на вид года четыре, не меньше. Целыми днями он бегал по школе, показывал всем язык и дразнился. Учитывая, что словарный запас был у него невелик, больше всего Клоппик любил комбинировать местоимение «ты» с другими словами.
– Маг! – говорил ему кто-нибудь.
– Сам ты маг! – немедленно заявлял Клоппик.
– Профессор!
– Сам ты профессор! – эхом откликался малютка Клоппик и начинал метко плеваться.
Жил он в комнате у Медузии, где для него была поставлена особая непромокаемая кровать с ночником. Под кроватью у Клоппа уже стояла банка, куда он собирал пауков, муравьев, тараканов, червей и прочую мелкую живность, которая имела привычку расползаться, что не особенно радовало Медузию, но очень радовало Тарараха.
– Во-во! Он раньше у меня любимым учеником был, да только после того случая в черную магию ударился. А сейчас, может, снова ветеринарной магией займется! – воодушевлялся питекантроп.
– А что за случай? – допытывался Баб-Ягун, но узнать ему так ничего и не удалось.
– Забудь об этом! Кто старое помянет – тому глаз вон. Всякий ошибиться может, – сурово отвечал Тарарах.
Таня теперь раза два-три в неделю обязательно заходила к Фудзию. Магфордец был всегда рад ей, во всяком случае в те дни, когда никуда не телепортировал и не воображал себя безумным Сальери. Тогда он становился опасен и все время интересовался у Тани сладким голоском:
– Девочка, а ты Моцарта не видела? Нет? Тогда вот попей чайку!
– Он отравленный!
– Ненавижу умников. Столько яду вбухал, а ни одна свинья не пьет! Пойти, что ли, Сарданапала угостить? – вздыхал Фудзий.
Но потом мало-помалу он приходил в норму и вновь становился милым и беспомощным Фудзием, который мог сколько угодно рассуждать о спящей душе предметов, а затем красивым взмахом руки и ослепляющими искрами извлечь из старого бронзового подсвечника белого голубя.
Недолеченная Дама готовилась к свадьбе так энергично, что сумела даже раскачать того, кто желал ее меньше других, – поручика Ржевского. Если раньше он в основном стонал: «Я еще так юн, чтобы жениться! Я еще так недавно умер!», то теперь у него порой даже проскальзывало философское: «Что ж, человек через все должен пройти!»
Свадьба несколько раз то отодвигалась, то приближалась. Происходило это скорее потому, что Даме нравилось писать и переписывать пригласительные билеты, чем по иным причинам. В конце концов Дама прочно утвердилась на одной дате и назначила свадьбу на тридцать первое августа. Она даже перестала падать в обмороки, запланировав ближайший непосредственно для церемонии бракосочетания.
Чем ближе была эта дата, тем больше рвения проявляла Дама и тем сильнее обмякал жених.
– Дорогая, ты не поправишь мне нож в спине, а то он сейчас выпадет! Мерси! Тебе не вредно для здоровья так суетиться? – спрашивал Ржевский.
– НИЧУТЬ! У МЕНЯ ОТЛИЧНОЕ ЗДОРОВЬЕ! – на подъеме жизненных сил отвечала Недолеченная Дама.
– Зато у меня теперь плохое! В глазах что-то мерцает, и ржать как прежде уже не ржется! – уныло говорил поручик.
Ну и Древнир с ними! Мало ли на свете женихов и невест? В общем и целом эти двое обещали быть отличной парой.
* * *
Как-то ближе к двадцатым числам августа, вернувшись от Фудзия, Таня столкнулась в дверях с перепуганной Склеповой.
– Погоди! Не заходи туда! – крикнула Гробыня, оттаскивая ее в сторону.
– Почему это?
– У нас там какой-то жуткий тип! Я зашла, а он… Не надо, сиротка, не заглядывай! Я чуть со страху не умерла!
– А что он там делает? – спросила Таня.
– Не знаю, что делает! Ты думаешь, я спрашивала? Стоит! Я зашла, а он как повернется ко мне… Лицо такое белое, глаза навыкате… Я выскочила и стала звать на помощь. Думала, он за мной побежит, а он там остался! – Гробыня завизжала.
Она была на гране истерики.
Пол затрясся. В сопровождении циклопов к ним уже бежали Поклеп и Сарданапал.
– Он в комнате! – крикнула Гробыня.
Внезапно дверь распахнулась, и из комнаты, вытянув перед собой руки, вышел Спящий Красавец в белом мундире. Поклеп и академик оцепенели.
Нашарив на своем пути Сарданапала, Готфрид Бульонский бесцеремонно ощупал его лицо, оттеснил плечом Поклепа и, переваливаясь, направился по коридору к лестнице. Дорогу ему попытался преградить один из циклопов. Он занес было даже дубину, но неведомая сила отбросила его в сторону, точно куклу.
– Его надо остановить! Искрис фронтис! Пундус храпундус! – придя в себя, Сарданапал вскинул кольцо.
Две подряд искры оторвались от его перстня, но погасли, едва коснувшись белого мундира. Академик беспомощно опустил руку.
– Как я и предполагал! Отсроченное проклятие снимает всю магию. Он может бродить по школе сколько угодно!
– Я предупреждал вас! Без трона Древнира мы ничего не сможем ему сделать. Правда, скорее всего именно его он и… – начал Поклеп Поклепыч, но, заметив с любопытством уставившуюся на него Гробыню, осекся.
– Ушки на макушке, Склепова? Давно не была на профилактическом зомбировании? – гаркнул он.
– Я… Но я… – растерялась Гробыня.
– Вот и я думаю, что уже пора!.. Отправляйся в комнату, проверь, ничего не пропало? И ты, Гроттер, тоже!
Таня и Гробыня заглянули в комнату. Удивительно, но никакого погрома там не было. Разве что Паж, видно пытавшийся помешать Спящему Красавцу, был сбит с подставки и лежал у стены. Шляпа с пером была надвинута ему на глазницы.
– Все на месте, Склепова? – спросил Поклеп.
– Угу, – буркнула Гробыня.
– А у тебя, Гроттер?
– Нормально. Ничего не взяли, – сказала Таня, разглядывая Черные Шторы, которые так перевозбудились, что отражали что попало. То Гурия Пуппера, то какого-то непонятного купидона в зеркальных очках, то Спящего Красавца, шарящего по стенам и точно чего-то ищущего…
Гробыня поспешно встала напротив Штор, явно пытаясь загородить их спиной. Это не укрылось от бдительного завуча.