Фролов проснулся от пронизывающего холода. Открыл заспанные глаза и посмотрел вверх. Небо уже розовело и вовсю щебетали птицы. Гроб явно больше не плыл. Сколько прошло времени, сказать было трудно, но не больше полутора часов. Фролов поежился и почувствовал, что сильно вымок – импровизированная лодка на четверть была заполнена водой.
«Утонуть в гробу – пожалуй, самая нелепая смерть в мире», – подумал Фролов и, ухватившись за края, приподнялся. Намокшая одежда была тяжелой и неприятно липла к телу. В сапогах чавкала вода. Радовало только безоблачное небо – день обещал быть жарким. В детстве Фролов очень любил рассказы Джека Лондона про Север и помнил, что нет ничего страшнее, чем вымокнуть, провалившись под лед. Но там были другие температуры.
Гроб действительно прибило к берегу. Как и предполагал Гуревич, течение в этом месте делало поворот и сужалось, образуя что-то вроде небольшой заводи, поросшей кувшинками и ряской. Неподалеку в зарослях осоки колыхались три гроба. Статуи Сталина нигде не было.
«Райзберг утонул!» – мысленно вздрогнул Фролов и, окончательно проснувшись, выкарабкался из гроба. Шагнул за борт и тут же ушел по самую макушку в воду. Отфыркиваясь и сплевывая тину, он нащупал под ногами вязкую глину и, сделав несколько гребков, выкарабкался по скользкой траве на берег. Теперь он был мокрым насквозь. В сочетании с утренней прохладой эффект был убийственным. Он вылил воду из сапог и огляделся. Метрах в сорока, у берега с зарослями камыша, стояли остальные участники заплыва. От сердца отлегло – все целы. Фролова, правда, слегка покоробило, что товарищи по несчастью о чем-то яростно спорят, не замечая его отсутствия. Но, возможно, как раз о нем и спорят. Подойдя ближе, Фролов понял, что ошибся – спорили совсем не о нем.
– Ты хоть понимаешь, что ты наделал?! – кричал Гуревич Райзбергу, а тот тихо кивал головой.
Для Фролова было неожиданностью, что обычно спокойный Гуревич может находиться в столь возбужденном, если не сказать истеричном, состоянии.
– Да погоди, Борис, – вступался за Райзберга Кучник. – Может, еще найдется.
– Куда найдется?! Где найдется?
– Ч-что случилось? – встрял подошедший Фролов, едва сдерживая зубную пляску.
– О! – обрадовался Лушкевич. – Александр Георгич!
И почему-то пожал Фролову руку.
Остальные, кажется, вовсе не заметили появления опоздавшего, продолжая обмениваться непонятными обвинениями.
– Как это вы умудрились самым последним приплыть? – спросил Лушкевич.
– Спросите у моего гроба.
– Советую раздеться. Иначе воспаление легких схватите.
Совет был резонным.
– Так в чем дело? – спросил Фролов, стягивая липкую рубашку.
– А! – махнул рукой Лушкевич. После чего взял Фролова за локоть и отвел слегка в сторону. – Неприятная история. Доплыли нормально, забрели в заросли и…
– А С-сталин? – дрожа от холода, спросил Фролов и принялся выжимать рубашку.
– Статуя Сталина, – строго поправил его Лушкевич. – Она уплыла. Тоже была история… ну, в смысле, как Ефима ловили да снимали. Дело не в этом. Борис выбрался на берег воон там, где выступ, рюкзак там же бросил. Потому что как раз в это время Ефим на Сталине… на статуе Сталина в смысле, подплывать начал – надо ж было его вылавливать. В общем, выловили Ефима, выбрались на берег. Все мокрые, надо обсушиться.
– Костер?! А немцы?
– Борис сказал, что кругом тихо, а если за четверть часа обсушиться, а потом тут же уйти, то немец не догонит – даже, если дым увидит. В общем, Борис стал костром заниматься, попросил ему сучьев наломать, пока он огонь разводит. Ну мы и пошли. А Ефим побрел на тот выступ… Ну, в общем, веткой рюкзак Бориса задел и в воду столкнул. Ну вот и началась заварушка. Тут вы и подошли. В смысле подплыли…
– Нет, пускай он ныряет!!! – громыхал Гуревич. – Он столкнул, пусть и ныряет!
– Но он же плавать не умеет, – возражал Кучник.
– Нырять не плавать! Воздух задержал – и вниз.
– Да я за него нырну!
– Нет, пусть он тоже ныряет! Кто виноват, тот и ныряет!
Райзберг, о котором речь шла исключительно в третьем лице, молчал, подавленный тем, что утопил ценнейшие документы. Теперь даже его попытка вывезти с оккупированной территории статую товарища Сталина вряд ли могла компенсировать нанесенный государству ущерб.
– Ну тогда и я за компанию буду нырять, – огрызнулся Кучник и стал раздеваться.
– А это пожалуйста, – хмыкнул Гуревич.
Раздевшись, Кучник с Райзбергом спустились к реке, покуда Гуревич, демонстративно сложив руки на груди, как Наполеон, наблюдал за ними. Затем, чертыхнувшись, не выдержал и, скидывая на ходу одежду, тоже побежал нырять.
– Да рюкзак-то уж, поди, давно отнесло! – крикнул им Лушкевич.
– Вряд ли, – сказал Фролов, все еще думая, должен ли он принимать участие в спасении ценных документов. Но он и так был мокрым с головы до ног, а нырять больше не хотелось.
– Почему «вряд ли»?
– Здесь и течение-то слабое. Только в середине. А у берега стоячая вода.
– Тоже верно, – согласился Лушкевич.
Только сейчас Фролов заметил, что в лице Лушкевича как будто что-то изменилось. Что-то неуловимое.
– Что вы так на меня смотрите, Александр Георгиевич? – смутился Лушкевич.
– Вы… как-то странно выглядите…
– После такой переправы будешь тут странно выглядеть.
– Да нет, – замялся Фролов. – Во взгляде что-то…
– Может быть, – пожал плечами тот и перевел глаза на речку, где фыркали Кучник, Гуревич и Райзберг.
Через десять минут ныряние пришлось прекратить – Райзберг наглотался воды и теперь лежал на берегу, фыркая и стеная. Он был бледен, как полотно, и уже походил на утопленника.
– Ничего, – жестокосердно приговаривал Гуревич, прыгая на одной ноге и вытряхивая из ушей воду. – Не помрет.
– Нехорошо это, – насупившись, отвечал Кучник. – Документы, конечно – ценная вещь, но зачем же человека гробить?
– А то, что весь мой побег теперь коту под хвост – это как? Черт дернул меня с вами связаться!
Возразить на это было нечего. Но и поиски пришлось прекратить. Продолжая чертыхаться и бурчать, Борис развел костер при помощи зажигалки.
– Что бы вы без меня делали? – хмыкал он, поглядывая на бледного Райзберга.
Обсушившись в полном молчании у костра, компания двинулся дальше. Но теперь Гуревич был зол и, кажется, хотел как можно быстрее, избавиться от надоевших спутников. Чувствовалось, что неуклюжесть Райзберга висит над отрядом грозовой тучей и вскоре им придется распрощаться с вожаком. Так бы, наверное, и произошло, но все изменила зоркость Кучника. Едва они отмахали чуть меньше километра вдоль реки в поисках какой-либо проходимой тропинки в глубь леса, как он вдруг заорал: