– Что они и сделали, – без особой радости отреагировал я. – Ведь они могли и уничтожить документ.
– Не думаю. Скорей всего, они спрятали твое личное дело в каком-нибудь спецхране или изъяли сам документ – определили на хранение в секретном архиве…
За окном забрезжило морозное утро. Пора было прощаться. Мое призрачное существование ни на йоту не приблизилось к тому, чтобы я стал сущим.
Я взял на руки спящую Паттайю, она открыла глаза, светлая улыбка озарила ее лицо.
– Куда мы идем?
– Спи…
Баздырев спустился вместе с нами. Утреннее солнце ослепило. И вместе с его лучами, шумом улицы ушли ночные химеры и страхи.
Оценив мою шаткую походку влюбленного верблюда, Баздырев сказал:
– Давай-ка лучше я сяду за руль. Остановит гаишник, а ты с выхлопом…
Паттайя спустилась с моих рук на грешную землю и в мгновение ока устроилась на заднем сиденье машины.
– Куда едем? – спросил Баздырев, усевшись за руль.
– Петровка, 38, – ответил я.
– У меня сегодня выходной. Ты, кажется, у Сильвио остановился?
Я в душе чертыхнулся: все знают, проклятые ищейки.
– У него. Может быть, ты и адрес знаешь?
– Загородный дом по Дмитровскому шоссе?
– Правильно, – признал я. – Все знаешь.
– Я работаю в МУРе. И уж адреса «законников» знать – не проблема.
Вел автомобиль начальник «убойного отдела» уверенно и жестко, как и все, что делал. Он никого не подрезал, но стремительная мощь черной «БМВ» с резким светом фар заставляла «участников дорожного движения» без раздумий принимать в сторону. За весь путь мы не проронили ни слова.
…У поворота на лесную дорогу Баздырев притормозил и остановился на обочине. Мы вышли из машины.
– Может, тебя до поста ГАИ довезти? – спросил я.
– Доберусь, – отмахнулся Баздырев. – И мой тебе совет: уезжай куда угодно из Москвы, да поживей. Сильвио уже на примете. То, что я обещал тебе, – сделаю. Позвоню с какого-нибудь нейтрального телефона. Удачи!
Мы пожали друг другу руки, оставалось еще только обняться. Но – не обнялись, хотя пару часов назад чуть ли не целовались.
Я осторожно повел машину по лесной дороге. Несмотря на бурную ночь, спать не хотелось. В горле пересохло, голова была пустой, как тыква для Хеллоуина.
Тревожные предчувствия овладели мной. Баздырев не случайно предостерег меня открытым текстом.
И чем ближе мы подъезжали к загородному дому Сильвио, тем сильнее ощущал я скрытую опасность. Ни одной машины не попалось нам навстречу, никто не обогнал нас, хотя дорога всегда была оживленной.
Мое нервическое состояние передалось Паттайе.
– Что-то случилось? – спросила она.
– Надеюсь, нет.
Поневоле я снизил скорость почти до уровня пешехода. Двигаться так дальше – только вызывать подозрения.
До конечной цели нашего непредсказуемого путешествия оставалось не более пяти километров. Я свернул в ближайшую прогалину и ехал сквозь кусты до тех пор, пока шоссе не исчезло из виду. Вместе с Паттайей я укрыл машину отломанными ветками так, что увидеть ее невозможно уже было за пятьдесят шагов. Дальше мы шли пешком, по сугробам и проталинам, продираясь сквозь ельник, черные кустарники, и старались не упускать из виду серую ленту шоссе, местами припорошенную снегом.
Цель наша была смутной, а надежды – призрачны.
– Как тут страшно, – прошептала Паттайя. – Никогда не была в зимнем лесу.
– Зато здесь не свалится на голову какая-нибудь змея, и мартышка кокос на голову не сбросит.
Я спросил, не замерзла ли она. Патка ответила, что ей никогда не было так хорошо и тепло. В джунглях оно, конечно, теплее.
Может быть, никчемными были мои страхи, предосторожности, волчья пугливость, вечная боязнь угодить в стальную пасть капкана.
Предчувствия стали сбываться. Когда мы, по моим подсчетам, должны были уже появиться на вырубке, где за забором укрывался дом Сильвио, мой тончайший слух разведчика уловил еле слышные голоса. Приставив палец к губам, я глянул на Паттайю. Она утвердительно кивнула: слышу.
Теперь мы не шли, а, пригнувшись, крались, стараясь не наступать на хрустящие вымерзшие ветки. Время от времени останавливались и снова вслушивались.
Шептались и, судя по запаху дымка, курили двое мужчин. Что можно было делать в это время года в безлюдном лесу двум особям одного пола в сыром овражке? Воображение рисовало немного вариантов. Вряд ли пылкость греховных чувств могла оправдать себя на снежном ковре.
Это были дилетанты, которые ничего не понимали в искусстве засады. Они тихо и вяло поругивали начальство за то, что им пришлось выполнять эту идиотскую задачу. Их стандартные головы в черных вязаных шапках торчали на фоне чахлого кустарника, как две кучи, нарытые кротами.
Мы тихо дали задний ход. По правилам военного искусства неприятелю надо было зайти в тыл. Получился приличный крюк по лесу. Мы поблукали и сориентировались, лишь когда в сером небе блеснул спасительный луч солнца.
Возможно, по другую сторону дороги от Москвы тоже сидели «засадные». Но «тыл», сколько мы ни всматривались, остался не прикрытым.
Стояла леденящая тишина, нарушаемая лишь порывами ветра, который шумом прибоя прокатывался по верхушкам корабельных сосен.
Дом за забором молчал. Мы укрылись в ближайших кустах на опушке. Отсюда можно было разглядеть, что на втором этаже светила люстра.
– Как мотыльков на свет ловят, – тихо заметил я.
Мы прождали полчаса и час – никаких движений. Хорошо, на Патке была теплая лисья шуба. Моя же куртка, наверное, была на поролоне. Я стал промерзать, как мелкая лужа. И если бы меня спросили о заветном желании, я бы сказал:
– Разрешите помаршировать строевым шагом!
Патка первая предложила то, о чем я боялся даже подумать:
– Давай я постучу в дверь и спрошу: не здесь ли проживает Иван Иванович?
– И тебе скажут: да нет, здесь живет Исаак Исаакович, и он прямо сейчас зовет тебя в гости.
В конце концов мне пришлось согласиться. Грехов за Паттайей не было. Вид на жительство она имела. Паспорт – в порядке. В компании со мной не засветилась. Договорились, что она сначала посетит с тем же вопросом соседний особняк, который располагался метрах в двухстах от дома Сильвио. А затем уже рискнет сунуть свой пальчик в мышеловку. Правда, «Ивана Ивановича» мы заменили на «Игоря Петровича» по фамилии «Котов».
Вдоль опушки мы вместе дошли до особняка соседа. Я машинально перекрестил свою боевую подругу, чмокнул ее в морозную щечку – и почувствовал себя чмом. Потому что должен был проникнуть во двор, как ниндзя, ворваться в дом, как Рэмбо, и напугать всех, как Терминатор.