– Корабль на Сахалин.
– Поплыли с нами, – вмешался Колян. – Мы ж утром идем в южно-сахалинский порт. Кэп сказал, что надо дать нашему корыту ремонт хотя бы на неделю.
– Ну, поплыви с вами, – возразил Митя, екая, когда Роззи задевала его особенно чувствительно. – Сам же говорил, что все поржавело. Утопишь мне человека.
– Ладно тебе! Ваша лоханка не больно-то лучше. У самих все днище дырявое.
– Че?! – вздыбился Митя. – У кого днище дырявое? У нас? Да у нас «Анюта» еще девочка, ни одной дырки нету. Вован, скажи?!
Роман, главный специалист по «Анюте», кивнул.
– Ну, после ремонта, – отталкивая лезущую к нему с бокалом блондинку, согласился Колян. – А до этого вы как ходили? Чуть не вся корма в воде сидела.
– А, ну так это раньше…
Митя внезапно гоготнул и схватил Роззи в объятия. Та шутливо отбивалась, возбуждая его еще больше.
– Я сейчас, – сказал Митя, тяжело дыша. – Погодите, без меня не пейте. Я быстро.
Он подхватил еще и Кэт – и вся троица скрылась в дверях.
– Ага, хитрый, – сказал Колян, – быстро он. Он там будет отрываться, а мы жди.
– Так и ты сходи, – посоветовал Роман.
– А точно, – спохватился Колян. – Чего время терять. Ну-ка, пойдем-ка на обкатку.
Вместе с томной блондинкой он удалился в ту же дверь, что и Митя со своими барышнями. За столом стало свободнее. Равнодушный к любви Леха, довольный тем, что его никто не толкает под руку, молча чокнулся с Романом и вытянул очередной стакан. Удовольствие, которое он при этом испытывал, было ровно вдвое сильнее того, что испытывали сейчас оба его сексуально озабоченных приятеля, вместе взятые.
Первым вернулся Колян. На суровом лице отпечаталось некоторое разочарование. Наверное, от быстроты случившегося. Уже не сажая блондинку на колени, он указал ей на место рядом с собой.
– Ну, идешь с нами? – спросил он Романа.
– А сколько это будет стоить?
– Тебе? – хмыкнул Колян. – Да ни хрена. Скажу кэпу, что ты мой кореш, он за так завезет.
– Не, – подал голос Леха. – За так не повезет. Надо хоть сколько дать.
– Ну да, такой порядок, – согласился Колян. – Забесплатно тут даже в морду не дадут. А сколько ты можешь? – спросил он Романа.
– Да немного… Ну, пять тысяч иен.
– Сойдет, – стукнул Колян ребром ладони по столу.
Леха согласно кивнул. С ценой уладили.
– Во сколько отплываем?
– В шесть, – доложил Колян. – Ноль-ноль.
– А в Южно-Сахалинске во сколько будем?
– Ну, если ничего не навернется, часов за девять дойдем.
– Значит, примерно в три дня?
– Примерно.
– Хорошо, – кивнул Роман.
Из дверей выплыл Митя, поддерживаемый мулатками, как раненый солдат. По его блаженной улыбке было видно, что он провел время не в пример лучше Коляна.
– Ну че, решили проблему? – усевшись, спросил Митя, демонстрируя ясность ума, непостижимую для человека, выпившего такую дозу.
Ему ответили, что решили «в лучшем виде».
– Ну, тогда давайте за друзей, – прочно обхватывая стакан, предложил Митя. – Потому как кто в этой жизни поможет, как не друзья?!
Вопрос был риторический, и все дружно выпили, включая Романа, который только что имел возможность убедиться в справедливости Митиной максимы.
По одну сторону стола сидели двое мужчин в штатском, по другую – два генерала и один полковник. Их лица были обращены в сторону начальника отдела разведки при МИДе Рюмина, который только что закончил доклад.
Некоторое время после доклада в кабинете было тихо. Все ждали, что скажет начальник управления генерал-полковник Вересаев.
– Покажите, что у нас имеется на участников диверсионной группы, – распорядился Вересаев.
Свет погас, на стене возник белый экран. На нем появилось изображение молодого красивого японца. Он был длинноволос, в цепях и проклепанной коже.
– Митико Одзаки, – заговорил невидимый в темноте оператор проектора. – Тысяча девятьсот шестьдесят седьмого года рождения. Родился в семье офицера квантунской армии, Есидзиро Одзаки, который был взят в плен Советской армией во время боев на территории Южного Сахалина.
Генерал Слепцов, сидевший ближе всех к Вересаеву, что-то черканул в потемках.
– Учился в Токийском университете, – продолжал через паузу оператор. – Не закончил. Был отчислен за ультрарадикальные взгляды. Участник маршей протеста. Состоял в числе главарей молодежной организации «Минамото».
На следующей фотографии группа молодых японцев, держа над головами лозунги, отбивалась от полиции. Одзаки опускал дубинку на спину полицейского, лицо его было перекошено ненавистью. Здесь он был уже коротковолос, одет в куртку цвета хаки.
– Минамото – первый сегун, объединивший Японию, – щегольнул знаниями Вересаев.
Слепцов и по этому поводу сделал отметку.
– Главные претензии к правительству – недостаточные действия против России в связи с Северными территориями, – говорил невидимый голос. – Пять лет назад Одзаки организовал нападение на российское представительство в Иокогаме. Был арестован властями. Получил год условно. Ушел в подполье. По некоторым данным, собирал боевую группу.
– И, похоже, ее помогли ему собрать, – сказал Вересаев.
На новой фотографии Одзаки, уже повзрослевший, смотрел куда-то вдаль. Взгляд выдавал решимость и властность, на губах играла хищная улыбочка.
– Опасный субъект, – заметил Вересаев. – По японским традициям, плен считается позором. Несколько сот японских военнослужащих, плененных Советской армией во время боев на реке Халхин-Гол, по возвращении на родину были казнены. Дед Одзаки скончался в плену от ран. Но все равно опозорил семью. Вот внучок и горит желанием смыть этот позор.
Что у нас еще? – спросил он оператора.
На экране появилась длинноволосая девушка на мотоцикле.
– Это Сэй, младшая сестра Митико Одзаки. С юных лет принимает участие во всех делах брата. Является его правой рукой. Отличается наклонностями к садизму. Привлекалась к административной ответственности за участия в радикальных демаршах. Пыталась организовать нападение на Российское посольство в Токио в знак протеста против ареста брата.
На другом снимке Сэй швыряла в каменную стену бутылку с горящим фитилем.
– В общем, под стать братцу, – сказал Вересаев.
На экране возник вытянутый силуэт судна.
– Это та самая яхта, «Киоси», – прокомментировал вместо оператора начальник управления. – Снимки сделаны из космоса.