– И не говорите, – впервые усмехнулась Долорес.
Улыбка у нее была девичья. Ни одна морщинка не тронула уголки глаз. Блеснули только белоснежные зубы.
– Скажите, Долорес… – начал Роман, глядя на ее рот.
– Да?
– Вы не участвовали в конкурсе красоты?
– Что вы хотели спросить, Роман? – донесся голос Долорес.
Сообразив, что последнюю фразу он произнес про себя, Роман тряхнул головой.
– Что вы намерены делать с эмиссаром? – спросил он, не без усилия скрывая досаду.
– Задержим его и допросим, – сказала Долорес. – А вместо него подошлем к Рамеро нашего человека.
– А надо ли?
– Не поняла.
– Ну, главный заговорщик и эмиссар известны. Можно просто задержать обоих и хорошенько допросить. И не надо ничего усложнять.
Долорес покачала головой. Отвернувшись, она стряхнула пепел в пепельницу и какое-то время молчала.
Этого времени Роману хватило на то, чтобы прийти в себя и даже устроить себе маленькую головомойку. В том смысле, что стыдно ему, заслуженному ловеласу, терять голову, находясь рядом с этой смуглокожей красоткой. Вообще странно, что он так нервно реагирует на ее присутствие. К его услугам самые прекрасные девушки России – сама юность и красота, и стоило лететь через океан и несколько морей, чтобы подпасть под чары первой попавшейся Клеопатры? Должно быть, сказывается суточное воздержание, приправленное порцией ночного адреналина. Иначе он ни за что не пал бы так низко.
– Вы не правы, – снова повернулась к Роману Долорес, все так же не обращая внимания на поведение своей груди. Но взгляд Романа на этот раз оставался тверд, за что он мысленно себя и похвалил. – Нити заговора идут очень глубоко. Может случиться так, что ни Рамеро, ни Худлум не знают, где и когда произойдет покушение. Рамеро лишь пешка в руках американцев, а полномочия Худлума не предполагают знания им всех аспектов заговора. Таким образом, опасность сохраняется.
– Но почему? – возразил Роман. – Если вспомнить первый разговор, то становится ясно, что американцы более всего заинтересованы в отъезде вашего президента. Отсюда нетрудно предположить, что покушение на него и попытка переворота состоятся именно в его отъезд. Значит, стоит вашему президенту отложить поездку, и планы заговорщиков будут сорваны.
– У вас хорошая память, – заметила Долорес.
– Не жалуюсь, – проворчал Роман.
– А у нас очень упрямый президент, – продолжала она. – Даже если он будет знать на тысячу процентов, что на него готовится покушение, он все равно поедет.
– Ну конечно, – саркастично вставил Роман, – ведь его бережет сам Господь.
– Не надо над этим смеяться!
Роман поднял обе руки.
– Упаси меня Бог.
Вопреки ожиданиям, вместо того, чтобы разозлиться, Долорес на сей раз весело рассмеялась. Ее грудь при этом ритмично заколыхалась, и Роман вдруг ощутил, что в машине стало невыносимо душно.
– Вы атеист? – отсмеявшись, спросила Долорес.
– Нет, – облизывая губы, сказал Роман. – Но я учился в советском университете, а там, знаете ли, Господа не жаловали.
– Да, – кивнула Долорес. – Я тоже училась в советском университете.
– Имени Патриса Лумумбы?
– Нет. Имени Ломоносова.
– Так мы с вами однокашники!
– Сейчас мы с вами коллеги, – напомнила Долорес. – Поэтому давайте о деле.
– Давайте, – остыл Роман, с неудовольствием отмечая, что его стойкости хватило ненадолго.
– План у нас такой, – перешла к сути Долорес. – Под видом таможенного досмотра мы задерживаем Худлума в аэропорту и увозим к себе. Во время блиц-допроса наши специалисты постараются выжать из него максимум информации. После чего мы пошлем в «Корону» нашего человека, который должен выйти на заговорщиков.
– Как он это сделает? – поинтересовался Роман.
– Исходя из переговоров между Рамеро и американцем, они сами выйдут на него, – отвечала Долорес. – Ему останется только ждать.
– Логично. Вы все продумали.
– Как видите, – кивнула Долорес.
– Какова моя роль?
Его вопрос заставил Долорес на секунду замолчать.
– Честно говоря, я ее не совсем понимаю, – осторожно ответила она.
У Романа округлились глаза. Если местный майор безопасности ее «не совсем понимает», то что остается делать ему?
– И все таки, – потребовал он.
– Ну, – пожала плечами майор Эсперанце, – поскольку запись была предоставлена российской стороной, то мы не будем возражать против вашего присутствия… в качестве наблюдателя.
Так вот откуда было пренебрежение на аэродроме, сообразил Роман. Ему тут отведена роль всего лишь наблюдателя, то есть человека заведомо лишнего.
Ну что ж, нельзя сказать, что он был этим сильно огорчен. Более того, это как раз совпадало с его планами. Он ведь мечтал побездельничать пару деньков за казенный счет, и, кажется, эта мечта сбылась. И даже ничего не надо врать Дубинину. Это, мол, местные власти не дают работать, а против власти не попрешь. Присмотрим, конечно, за ними, для этого мы и посланы. Но сами влезть в процесс не сможем, такие дела.
– Хорошо, – кивнул он, глядя в черные глаза Долорес, – я согласен.
По смуглому лицу Долорес пробежала легкая тень подозрения. Во-первых, русский что-то слишком быстро согласился со своим незавидным статусом. Во-вторых, на роль наблюдателя отлично подошел бы местный атташе, и незачем было присылать специального агента. В-третьих, нет ли в этом какого-то подвоха?
Но подозрения быстро оставили Долорес, стоило ей повнимательнее взглянуть на «специального агента», как-то уж слишком привольно расположившегося на заднем сиденье. Ни его поза, ни внешний вид никак не вязались с представлением о могучем северном партнере, который авторитетно сует свой нос во все, что бы ни происходило в мире. Долорес ожидала, что из самолета выйдет хмурый крепыш и тут же начнет раздавать властные директивы. Но этот субтильный щеголь производил впечатление сибарита и бабника, которому было мало дела до происходящего и который искренне – в этом майор Эсперанце не сомневалась – обрадовался своему пассивному участию в операции.
Должно быть, решила Долорес, русским безразлично, кто будет пребывать у власти в Венесуэле. А раз так, нечего с этим субъектом и церемониться.
– Это Каракас? – спросил Роман, разглядывая живописные кварталы, тянувшиеся вдоль шоссе.
Нищенские домики, наползая друг на друга, гроздьями лепились к обступившим дорогу скалам. Казалось, они были сделаны из того, что первое подвернулось под руку, будь то кусок кирпича, лист фанеры или циновка.
– Это ранчитос, – без особого энтузиазма ответила Долорес. – Предместья Каракаса.