Огонь со стороны кряжа усиливался. Взорвался бронетранспортер, следовавший за фургонами. Подпрыгнул и запылал БМП. Спецназовцы пытались отстреливаться, но их безжалостно и методично уничтожали.
Донован оторвал руки от баранки, полез было наружу, но затем передумал. Ему показалось, что, пока он находится в своей машине, он в безопасности. Ведь по ней пока не было произведено ни одного выстрела из гранатомета.
Расширенными глазами он смотрел через лобовое стекло перед собой. Прошло всего минуты три от начала атаки, а все изменилось неузнаваемо. Горящая техника, казавшаяся совсем недавно несокрушимой, трупы бойцов, оглушительная пальба и взрывы.
Донован перевел взгляд на лейтенанта. Тот слегка откинулся назад, словно бы задремав, по его подбородку стекали капли крови. В боковом стекле виднелась аккуратная круглая дырочка, окруженная сетью мелких трещин. Случайная пуля нашла свою жертву.
Вскоре все было кончено. Последний защитник, вышедший из-за БМП с поднятыми руками, рухнул на землю, сраженный длинной очередью. Со стороны кряжа быстро сбегали проворные силуэты в просторных одеждах. Они с маху перескакивали мелкую речку и карабкались на дорогу.
Вот несколько человек обступили фургон Донована, что-то оживленно обсуждая на своем языке.
Другие добивали раненых, стаскивали со всех сторон трофеи. Доновану казалось, что все это кошмарный сон. Как зачарованный, смотрел он на обросшее бородой по самые глаза лицо одного из нападавших.
– Выходить! – крикнули ему, махнув рукой.
Он вздрогнул, вжался в сиденье. В него почему-то пока не стреляли.
Должно быть, догадался он, опасались повредить груз, который лежал за его спиной.
А если он выйдет, что будет тогда?
– Быстро! – закричали ему, угрожая автоматом.
Внезапно что-то вспомнив, Донован вытащил из нагрудного кармана бумажник, раскрыл его и, выставив перед собой, открыл дверцу.
– Сын, – заговорил он, слезая на землю. – Сын…
Он сделал несколько неверных шагов, вытягивая руку с раскрытым бумажником к бородатым, страшным лицам. По щекам его заструились слезы.
– Это сын, – лепетал он в последней надежде. – Мой сын, Дэвид. А это жена, Джулия…
Сухо прогремел автомат, черный дымок растворился в жарком воздухе. Обутая в кроссовку нога переступила через упавшее тело, жесткая рука вырвала бумажник из сжавшихся в агонии пальцев. Более до рядового Генри Донована никому не было дела.
Светловолосый молодой мужчина лежал в тени навеса на мягких циновках. Перед ним стоял низенький столик с фруктами и сладостями. Чашечка с кофе только что опустела, и мужчина с улыбкой хлопнул в ладоши.
Тотчас из дверей дома вышла девушка, закутанная в легкую сиреневую чадру. Двор со всех сторон окружали высокие кирпичные стены, поэтому лицо девушки оставалось открытым. Оно было очень миловидным, черноглазое, с изящным носиком и пухлыми розовыми губами. Фигура тоненькая, гибкая, кисти рук и ступни совсем крошечные.
Она подошла к навесу и почтительно поклонилась.
– Чего желает господин?
– Принеси еще кофе, Лейла.
Глаза красавицы блеснули.
– Господин пьет очень много кофе, – сказала она, забирая пустой кофейник. – Это может сказаться на его здоровье.
– Ты так заботишься о моем здоровье, Лейла?
– Мы все о вас заботимся, господин. Разве вы этого не замечаете?
– Замечаю, – улыбнулся светловолосый мужчина. – Очень хорошо замечаю.
Он накрыл ее крошечную руку своей рукой, поросшей по тыльной стороне кисти рыжеватыми волосками, нежно сжал.
Лейла потупилась, ласково высвободила руку.
– Днем этого лучше не делать, господин, – сказала она негромко.
Рука мужчины разжалась. Лейла взяла поднос и быстро ушла.
Какое-то время мужчина лежал, задумавшись и глядя на ярко-синее небо над стеной ограды. Затем поднялся, повел сильными плечами, прошелся взад-вперед по дворику, мощенному узорчатой плиткой. Поступь его была упругой, в ней ощущалось нечто кошачье. Казалось, его что-то тревожит, и он с трудом сдерживает свои эмоции.
Зазвонил телефон. Мужчина вернулся под навес, взял трубку, бросил взгляд на дисплей.
– Я слушаю.
Какое время он молча слушал, затем лицо его словно разгладилось.
– Хорошо, – сказал он. – Отличная работа. Пускай товар остается у вас. На днях я сообщу, кто и когда его заберет.
Дав отбой, он заложил руку с телефоном за спину и снова прошелся по двору. Теперь он что-то насвистывал, время от времени мимолетно улыбаясь. Состоявшийся разговор, несмотря на свою краткость, явно улучшил его настроение.
Вернулась Лейла, поставила на столик полный кофейник и чистую чашечку.
– Лейла, – сказал мужчина, опускаясь на циновку перед столиком, – я подарю тебе золотое ожерелье.
– Вы очень щедры, господин, – сказала Лейла, наливая кофе.
– Приходи сегодня после заката в мою комнату. Я буду ждать тебя с подарком.
– Хорошо, господин.
Нежная щека Лейлы порозовела, тонкие пальчики сильнее сжали изогнутую ручку кофейника.
Мужчина почувствовал, что им овладевает вожделение. Но он умел сдерживаться.
«Вечером, – сказал он себе. – Это – вечером».
– Господин, мой брат может запретить мне приходить к вам, – сказала девушка, выпрямляясь. – Он говорил, что вы недостаточно ему заплатили.
Мужчина улыбнулся.
– Не бойся, Лейла. Я поговорю с твоим братом. Думаю, мы все уладим.
– Хорошо, господин.
Лейла поклонилась и ушла, плавно покачивая бедрами. Мужчина отхлебнул кофе, закурил и взялся за телефон.
Набрав номер, он долго ждал ответа. Наконец, на том конце подняли трубку.
– Все в порядке, – четко сказал на английском языке мужчина.
Больше он не произнес ни слова и сразу же дал отбой. Видимо, его абонент в подробных объяснениях не нуждался.
Планы Романа были нарушены с утра звонком Дубинина. Тот приказал явиться в Управление для получения задания и, не вдаваясь в подробности, повесил трубку.
Ломая голову, какого рода задание его может ждать после очередной волны немилости со стороны Слепцова, Роман все намеченные планы сместил и начал собираться в дорогу.
На всякий случай позвонил Свете, сказал, что вечером, возможно, его не будет. И в ближайшие несколько дней тоже. Впрочем, об этом он сообщит дополнительно.
Света все понимала с полуслова и кротко отвечала, что ничего, она подождет. Роман в который раз подивился ее сговорчивости и на всякий случай попрощался с ней как бы и навсегда.