Разозлившись, бандит размахнулся и наотмашь хлестнул девушку по щеке раз, другой.
Он ударил бы и в третий, если бы Роман не перехватил его руку.
– Хватит, – сказал он на пушту.
Тотчас ему на плечи обрушился тяжелый удар. Он выпустил руку талиба и рухнул на колени. Его руки завели за спину, к шее приставили лезвие ножа, жесткая рука схватила за волосы, отводя голову назад.
«Вот и все», – только и успел подумать он.
И еще подумал, что рыцарские манеры иногда просто глупы. Впрочем, все это было уже не важно. Голову рывком, до боли, завернули кверху, ему в глаза ударил ослепительный свет из отверстия колодца. Сейчас он погаснет навсегда…
Послышался начальственный окрик. Романа держали все так же крепко, но резать горло повременили. От Эдвардс тоже отстали, и она обеими руками плотно сомкнула куртку на груди, как будто для нее сейчас не было на свете ничего важнее.
К Роману шагнул один из талибов, приземистый и крепкий мужчина лет сорока, присел на корточки, свесил между колен тяжелые, в темных венах, руки.
– Откуда знаешь наш язык? – спросил он, сделав едва заметный знак стоящему за Романом боевику.
Рука, сжимавшая волосы, разжалась, нож временно отстранился от горла.
Роман вздохнул, глянул в глаза сидевшему напротив человеку.
– Когда-то я бывал в этих краях.
Человек моргнул коричневыми веками, задумался. Боевики сгрудились за его спиной, притихли.
– Ты воевал с нами?
– Да, воевал.
– Значит, ты русский?
– Да, я русский.
– Что ты тогда делаешь здесь с этими людьми?
– Это я их привел сюда.
– Зачем?
– Мы ищем отбитое у них оружие.
Человек снова задумался. Губы его сложились в недоверчивую улыбку.
– Вас мало. На что ты надеялся?
– На то, что меня услышат.
Снова молчание. Человек покивал головой, но не стал продолжать допрос.
Он выпрямился и бросил короткую фразу своим людям. На головы пленников надели вонючие торбы из мешковины, крепко завязали на затылках, стянули жесткими веревками руки и погнали куда-то по узким переходам.
Гнали в темпе. Роман отбил себе все плечи и колени об острые углы. Тот, кто придерживал его за шиворот, не считал нужным предупреждать о поворотах, а просто толкал пленника в ту или иную сторону. Проскочит – его счастье, треснется со всего маху – бог с ним, с псом неверным, как-нибудь переживет.
Что и говорить, вторая часть прогулки по лабиринтам существенно отличалась от первой. А Хук, дуралей, был еще недоволен. Называется, не знал своего счастья. Вот, будет теперь с чем сравнить.
Роман не раз слышал, как грузный сержант, с маху ударяясь о камни, издавал болезненные восклицания. Не умеет Хук терпеть боль, это искусство ему неведомо даже в зародыше. Плохо. Таким людям можно только посочувствовать. Они – идеальный материал для любителей извлекать удовольствие из причинения боли своим ближним. А афганцы были еще те любители. О, они знали толк в слабостях человеческого тела. Во время нападения Хук красноречиво показал, что запас его прочности невелик, а сейчас только усугублял свое положение.
Зато Эдвардс за всю дорогу не издала ни звука.
Пленники сидели в темном сарае, густо провонявшем навозом, и напряженно вслушивались в то, что происходило за дверью, сколоченной из толстых корявых досок.
Свет скупо проходил в узенькую щель под крышей – отдушину для скота, и это позволяло видеть лица друг друга. Впрочем, Роман предпочел бы не видеть, например, лица сержанта Хука. Ничего интересного не было ни в затравленном взгляде бравого вояки, ни в его отвисшей челюсти, ни в оскаленных зубах, сквозь которые тот дышал тяжело и неровно. Страх овладел англичанином с ужасающей силой, эмоции совершенно не контролировались, отчего лицо исказилось неузнаваемо. Окажись сейчас Хук перед зеркалом, он сам себя не узнал бы.
После того, как пленников примерно с полчаса гнали по подземным переходам, их погрузили в автомобиль и везли по ухабистой дороге еще примерно с час. Роман сделал вывод, что они удалились от оставленного на дороге «Уорриора» на несколько десятков километров. Хотя рассчитывать на то, что БМП им как-то поможет, теперь не приходилось. Им теперь вообще никто не поможет. Из этого сарая был лишь один верный путь: на тот свет.
– О чем вы говорили с этим человеком там, в пещере? – спросила Эдвардс.
Она ровно вытянула перед собой ноги и удобно оперлась плечом о стену сарая. Свое положение она, в отличие от Хука, переносила стоически. Во всяком случае, выражение ее лица было спокойным, а голос звучал так же сдержанно, как если бы она находилась в расположении своего гарнизона.
– Да почти ни о чем, как вы могли догадаться, – неохотно отозвался Роман.
Вот еще, будут ему тут допросы устраивать. Того и гляди, зайдет бородач с автоматом и положит их всех одной очередью. К чему тогда эти разговоры?
– И все-таки? – настаивала Эдвардс.
– Естественно, их заинтересовало, откуда я знаю их язык. Я сказал, что воевал когда-то в этих местах. Пришлось заодно признаться, что я русский…
– Так вы – русский?! – воскликнул Хук.
Его большое тело дернулось, он вытянул шею и вытаращился на Романа, будто увидел его впервые.
– Да, сержант, я русский, – глянул на него Роман. – А вы не в курсе?
Хук некоторое время молчал, с сопением обдумывая то, что услышал.
– Вы это нарочно сделали, – изрек он наконец.
– Что? – в свою очередь, вытаращился на него Роман. – Посадил нас в этот сарай?
– Вы знаете что, – угрюмо возразил сержант. – Гранату совсем необязательно было бросать в колодец.
Роман глянул на него внимательнее. А он не так туп, как кажется.
– В самом деле, капитан, – поддержала Хука Эдвардс. – Зачем вы бросили гранату?
– Чтобы провести экстренное разминирование, – пожал плечами Роман. – Вы ведь сами меня об этом просили.
– Я не просила вас бросать гранату.
– Он нарочно поднял шум, – облизнул губы Хук. – Хотел, чтобы его услышали.
– Кто? – удивился Роман.
– Да эти ваши друзья.
Хук мотнул головой, указывая на дверь, за которой слышались время от времени гортанные мужские и женские голоса.
– Какие они мне друзья, сержант! – возмутился Роман. – Вы что, совсем сбрендили?
– Я не знаю, кто тут сбрендил, – вдруг затрясся Хук, – но знаю одно: это ты, сволочь, сделал так, чтобы мы оказались здесь…
– Сержант! – повысила голос Эдвардс. – Прошу вас, держите себя в руках.