Оказалось, Линда Эдвардс, собственной персоной. Стоя под душем, она мыла голову, показывая Роману сразу две оранжевые подмышки и светло-рыжий кустик, очень мило подстриженный в форме погончика.
Роман затаил дыхание от неожиданного зрелища. Хоть и нехорошо было подглядывать, но уж больно в неожиданном свете выставилась лондонская барышня.
Зря она ходит в форме, решил Роман, когда поток воды смыл мыльную пену с ее груди (грудь была, как две опрокинутые вверх дном чаши, просто восхитительная грудь). В форме она обыкновенный армейский штырь, не на что посмотреть. А тут – глаз не оторвать. А какие изящные коленки и лодыжки! М-м…
Тут Линда повернулась спиной и начала мыть нижнюю часть тела. Роман торопливо отодвинулся от глазка. Не застеснялся, нет. Просто почувствовал, что в нем стремительно нарастает то, что всегда было сильнее его. Надо же, как разобрало. Аж затрясся весь. По низу живота будто горячим утюгом прошли.
И куда теперь реализовать порыв? Перекупить у Фахима одну из его жен? Было бы на что, перекупил бы, не задумываясь.
Но Фахим! Вот озорник. Так, значит, мы развлекаемся в свободное от работы время?
Роман поставил мозаичный узор на место и вышел из душевой. Линда все еще плескалась, невинная, как дитя. Ну, пусть себе плещется. Роман заставил себя успокоиться. Сейчас ему предстоит серьезный разговор, не время думать о безделицах.
Он вернулся к себе в комнату и прилег на кровать. Чтобы правильно настроиться, начал перебирать в уме вопросы, которые хотел задать старому приятелю. Пропустить ничего нельзя, второй попытки не будет. Так что – собраться и работать.
Через пять минут стало легче. Пустое отошло, видение в струящейся по белой коже воде исчезло. На время, конечно, но хоть пока перестало мучить, и то ладно.
Тут как раз зашла юная полнотелая красавица в бирюзовой накидке и встала у порога.
– Господин просит вас к себе, – сказала она, стараясь не смотреть на Романа.
Но раскосые глаза ее то и дело с любопытством пробегали по его лицу.
– Раз просит, пойдем, – поднялся Роман.
Вслед за провожатой, бойко вилявшей бедрами, он спустился на первый этаж.
Фахим ждал в прохладном покое, занимавшем заднюю угловую часть дома. Он сидел за обеденным столом, курил сигарку и задумчиво перебирал янтарные четки.
Обстановка была умиротворяющей. Легкие прозрачные занавески покачивались от дуновения ветра. На полу – узорчатый палас от стенки до стенки. Работа штучная, баснословной цены. Диваны были застелены пестрыми шелковыми покрывалами. Одно такое покрывало стоило, как новый автомобиль. На одной из стен персидский ковер с двумя перекрещенными саблями. Даже незнатоку было понятно – по тончайшей золотой инкрустации на эфесах, по резьбе на изогнутых клинках, по вспыхивающим камешкам на рукоятках, – что сабли старинные, цены не имеющие. А посуда на столе – сплошь серебро, чеканное, тяжелое.
Одним словом, сразу было видно, что живет здесь человек богатый и достойный. Что в принципе на Востоке одно и то же.
– Хорошо выглядишь, дорогой, – приветствовал Романа хозяин. – Наша одежда тебе идет.
– Ты тоже в порядке, Фахимджан, – не остался в долгу Роман. – Годы тебя не берут.
– Спасибо на добром слове, Ромаджан, – не стал скромничать Фахим. – На все воля Аллаха. Садись за стол, будем немножко кушать.
– Иди, Фируза, – строго сказал он девушке, задержавшейся дольше допущенного у порога.
Та спохватилась, юркнула в дверь, глянув еще раз украдкой на симпатичного гяура. Ну, будет теперь о чем посудачить на женской половине.
Роман, перед тем как сесть за стол, выглянул в окно, слегка отведя пузырящуюся занавеску. Вид был чудный. Гора, поросшая хвойным лесом, альпийские полянки, живописная река, бегущая невдалеке от стен дома. Эдем, да и только. Любой кавказский курорт позавидует.
– Красиво здесь, – сказал Роман, усаживаясь на диван, напротив Фахима.
– Да, – кивнул тот. – Это моя родина. Я здесь родился. В этом доме жил мой отец.
– Заманхан?
– Ты помнишь? – благодарно улыбнулся Фахим.
– Помню, Фахимджан. Я все твои рассказы помню. И про то, что твой отец был одним из самых известных воинов среди пуштунов. И про то, что вас было четверо братьев, а ты был младшим…
– Да, – покивал Фахим. – Из всех остался только я один. Другие погибли. Наш род – род воинов. Никто не умирает своей смертью.
Они помолчали. В тишине доносились переливы воды.
– Помню также, ты обещал, если останемся живы, обязательно покажешь мне свой дом, – напомнил Роман. – Вот, мы живы, и я у тебя дома. Чему я очень рад.
– Да, – улыбнулся Фахим. – И я рад, что ты мой гость, Ромаджан. Давай отметим это по-вашему.
– Ничего не имею против.
Фахим рассмеялся и налил из серебряного кувшинчика прозрачной жидкости гостю и себе.
– Аллах не прогневается? – улыбнулся Роман.
– Аллах запрещает пить вино от виноградной лозы, – серьезно возразил Фахим. – Про русскую водку он ничего не сказал. К тому же я должен уважать обычаи гостя. Ну, за встречу!
– Давай.
Но все-таки, выпивая, Фахим повернулся лицом к западу. На всякий случай, чтобы Аллах не видел. Так Фахим и его земляки делали всегда, когда делили трапезу с шурави. Они тогда стали одной семьей, советские и афганские ребята, потому что каждый день доверяли друг другу свои жизни, а рюмка водки снимала последние различия между ними.
– Угощайся, Ромаджан, – указал Фахим на уставленный блюдами стол.
Тут были: традиционный кебаб – мелко нарезанный шашлык из нежнейшей баранины, жареная рыба в соусе с местными пряностями, вяленое мясо, рис с изюмом, тушеные овощи, зелень, фрукты, медовые лепешки, орехи, шербет, вишневая вода со льдом, – в общем, бездна всякой вкуснятины. Когда Фахим начал снимать крышки с блюд, у Романа от запахов – после суточной-то голодухи – закружилась голова. Опять же, стопка водки правильно пошла.
– Надо было позвать английскую девушку, – сказал он, накладывая себе на тарелку всего понемногу. – Как-то неловко пировать без нее.
– О ней позаботятся, – отрезал Фахим. – Женщине здесь не место.
Роман более эту тему и не поднимал. Без еды Линду не оставят, а разговору она помеха. Тут Фахим прав. Опять же хотелось побыть вдвоем. Фахим даже служанку не вызвал, обслуживал гостя сам. Значит, ценил особо. И про вилку не забыл, хотя в этих краях положено есть рукой. В общем, Роман и рукой бы справился, но вилкой оно как-то привычней.
– Ну что? – спросил Фахим через несколько минут с вполне понятной русской интонацией.
– Давай, – кивнул Роман.
Снова выпили, закусили. Роман, как всегда, насыщался быстро, его худощавое тело много не требовало. Фахим тоже не относился к разряду серьезных едоков. Сжевав несколько кусочков кебаба с зеленью, он все больше попивал кофе да покуривал, удобно полулежа на диване и щуря красивые, серые с желтизной, глаза.