– Если все пройдет гладко, завтра.
– Не верю.
– Верно говорю – завтра, – твердо повторил Роман. – К вечеру. В крайнем случае, послезавтра…
– Ладно, подождем. Но имей в виду: если будет еще один незапланированный «заскок» и ты не дашь мне знать, я обижусь.
– Не надо обижаться, Леня. Ты же знаешь, я всегда с тобой.
– Ладно, стратег, развлекайся. И не ешь там всякой гадости. Ты мне еще понадобишься.
– Спасибо на добром слове.
– Пожалуйста.
Последнее слово Леня сказал по-русски, и вдобавок отчетливо хмыкнул, выражая свое отношение к работе Романа, которую он считал пустой тратой времени и здоровья. Ценя значение Лени в своей жизни, Роман с ним лишний раз по этому поводу не спорил. Но в этот раз хмыканье приятеля его почему-то разозлило не на шутку. Хорошо, что тот уже отключился, иначе Роман Евгеньевич мог бы сгоряча и надерзить.
«Сколачиваешь себе состояние на углеводородах, а того не знаешь, что вот-вот можешь навсегда лишиться своего непыльного заработка, – подумал он. – Все вы горазды жизни учить. А вот попробовал бы сейчас сам побыть на моем месте, спасти все ваши задницы, вместе взятые…»
Тут он представил на своем месте Леню, человека типичной офисной внешности, для которого заплыв в бассейне был серьезным подвигом, а обострение вазомоторного ринита воспринималось, как глобальная катастрофа, – и не выдержал, рассмеялся.
Вслед за тем Роман покосился на спутников: не смотрят ли на него, как на психа?
Нет, никто на него не взирал. Чой управлял лодкой, Ти, склонив голову, разглядывала что-то в морских глубинах, изредка окуная в воду ладошку.
– Долго еще? – спросил Роман Чоя.
– Нет, – в своей предельно краткой манере отозвался тот.
Минут через двадцать они действительно переменили курс. Чой повернул лодку с открытого моря в лежащие по правому борту бесчисленные острова и островки. Следуя только ему одному известным маршрутом, он ловко действовал кормовым веслом, огибая острова то слева, то справа. Несколько раз они проплыли через «ворота», за тысячелетия вымытые в скалах ветрами и морскими брызгами, и тогда Чой демонстрировал чудеса мореходного искусства, проводя лодку впритирку к острым выступам.
Красота вокруг была неописуемая. Скалы самых причудливых очертаний, поросшие поверху изумрудной травой, прозрачная вода, сквозь которую колыхалось морское дно, оранжевые блики заходящего солнца, белоснежные чайки, лазурное, без облачка, небо.
– Ici magnifique! [6] – обратился Роман к Ти, решив, что лучшего повода для примирения с девушкой ему не представится.
Однако та лишь сухо кивнула в ответ, и тут же отвела глаза. Возможно, ее деду не нравилось, когда она говорила на французском. А скорее всего, она решила всерьез обидеться на Романа, который отнесся к ее участию в морской прогулке, мягко говоря, без восторга.
Как бы там ни было, примирительного диалога в этот раз не получилось. О чем Роман не особенно сожалел. Инцидент в доме оказался чем-то вроде фрагмента из сна, Ти на развитии отношений не настаивала, ну и, стало быть, ничего друг другу они не были должны. К тому же в ее психическом здоровье имелся некоторый изъян, ибо просто так налетать на первого встречного ни одна нормальная девушка, даже изголодавшаяся по сексу до скрежета зубовного, не будет.
Допустим, инициативу Ти можно объяснить особого рода душевной щедростью. Но какая-то она, эта щедрость, чересчур однобокая, что ли. И не крылась ли здесь разгадка того, что Ти, по местным меркам красотка, жила в богом забытой деревушке, довольствуясь ролью няньки при одиноком старике? По ряду признаков Роман заключил, что в городе она жила. Но почему оттуда уехала? Не тот ли самый тайный изъян заставил родню увезти ее в деревню, подальше от соблазнов, до которых она была охоча?
Возможно, Роман в своих дедукциях зашел слишком далеко. Но что-то такое нездоровое в биографии девушки угадывалось. А таких девушек Роман Евгеньевич остерегался. От них всякого можно ожидать. А ему, с его работой, лучше было лишних проблем на свою голову не скликать.
Поэтому остальной путь проделали молча. И, похоже, это всех устраивало.
Когда показалась пологая береговая гора, поросшая сплошным лесом, Чой отдал внучке короткий приказ.
Та ловко спустила парус, двигаясь с грацией гимнастки. Роман и раньше обращал внимание на ее спортивную подготовку. Наблюдая за ней сейчас, он пришел к выводу, что в сложной ситуации девушка сумеет вступиться за себя.
Последнюю сотню метров Чой прошел на загребном весле – и вот лодка мягко ткнулась носом в песчаный берег.
Крошечная райская бухточка приветствовала путешественников многоголосым птичьим хором. Сверху тревожно кричали обезьяны – сообщали соседям о вторжении чужаков. Пролетела стайка попугаев – будто радуга мелькнула в воздухе.
– Выходить, – бесстрастно сказал Чой.
Роман выпрыгнул на берег, подтянул лодку.
Чой с Ти задержались на минуту, доставая из-под брезента разложенный по плетеным корзинам груз.
Увидев корзинки, Роман едва не рассмеялся. Ну, чисто пироги уложили в дорогу. И в тряпочки увернули, чтоб не сохли, не пылились.
Но когда Чой вручил ему одну из корзин и Роман навесил ее на плечи, он убедился, что конструкция очень удобна. Плоская передняя стенка идеально прилегала к спине. Широкие лямки не резали кожу. Воздух свободно проходил сквозь ячейки, вентилируя тело, что, учитывая местный климат, было нелишним.
– Твой, – сказал старик, вручая ему автомат.
Сам он вооружился внушительным тесаком на длинной деревянной ручке – местный аналог мачете, который Чой называл «панга». Из огнестрельного оружия он взял лишь «ТТ».
Роман повесил автомат на плечо, попрыгал.
Все в порядке, можно идти.
Но что это! На Ти был нацеплен гранатомет со вставленной в тубу гранатой, и она явно не собиралась отсиживаться в лодке.
Гранатомет, как и весь костюм, выглядел несколько гротескно, но сейчас Роману было не до смеха. Он почувствовал, что на сей раз не удержится в рамках дипломатического тона.
– Куда она идет? – резко спросил он Чоя.
С нахалкой он даже не собирался разговаривать. Мало того, что она его изнасиловала, так еще хочет сорвать ему задание?! Это уж слишком!
– С нами, – сказал Чой.
– Нет, – решительной произнес Роман. – Это нельзя.
Чой только покрутил головой, усмехаясь, и по его усмешке Роман вдруг понял, что старому партизану все известно.
Он ощутил свое бессилие.
– Это очень опасно. Она может погибнуть, – слабо сказал он, апеллируя к дедовским чувствам Чоя.