И вновь, второй раз за недавнее время, Белосельцев очутился в Георгиевском зале, среди мраморных стен с золотыми начертаниями гвардейских батарей и полков, под сверкающими люстрами, на которые было больно смотреть. В зале на креслах сидели военные, те, кому вручались награды. Тут же, как почетные гости, расположились генералы в лампасах, церковные иерархи, артисты, именитые ученые. Все смотрели на пустое пространство с большой корзиной цветов и маленькой изящной подставкой, на которой были выложены сафьяновые коробочки с орденами. Ждали появления Премьера.
v Поодаль, тесной группой, стояли тележурналисты, наладив свою аппаратуру. Белосельцев всматривался в молчаливых, равнодушных репортеров, стараясь угадать среди них того, кто подставит черный, застекленный омуток телекамеры доверчивому Премьеру, и его судьба всосется, бесследно исчезая, в стеклянную лунку, как в черную скважину.
По невидимому, едва ощутимому колебанию света почувствовалось приближение важной персоны. Из боковых дверей, толкая перед собой нарастающее сияние, вышел Премьер. Радушный и одновременно величественный. Простой и доступный и в то же время возвышенный, как сама верховная власть. Все встали, и Премьер заулыбался. Занял позицию у корзины цветов, в стороне от конторки с наградами, где уже оказалась красивая женщина в строгом английском костюме, ассистент и помощник.
Телекамеры чуть слышно заурчали, замигали рубиновыми глазками, направили на Премьера нюхающие чуткие рыльца.
– Уважаемые товарищи и друзья, я уполномочен передать вам поздравления Президента Российской Федерации, который в силу легкого недомогания не смог приехать в Кремль и поручил мне исполнить этот почетный долг. Вручить награды Родины тем, кто в недавних боевых операциях своим мужеством и геройством отстоял демократию, остановил расползание нестабильности на юге России, сделал все, чтобы на нашей земле установился прочный и долгожданный мир.
Слова были тщательно подобраны, умно расставлены, напоминали искусно раскрашенный фанерный стенд, за которыми не был виден разрушенный до фундаментов Грозный, обгорелые остовы танков, вагоны с замороженными трупами, разросшиеся военные кладбища.
– Высшей наградой Родины, званием «Героя России» награждается подполковник воздушно-десантных войск… – Премьер с торжественным лицом, возвышая интонацию до певучей вершины, упивался своей ролью. Не просто подменял Президента, но почти становился им, предлагая присутствующим восхищаться не только героическим подвигом подполковника, но и им самим, явившимся в этот царственный зал как высшее лицо государства.
Подполковник, плотный десантник с офицерскими усами и крестообразным шрамом на лбу, встал из рядов. Приблизился к Премьеру. Тот принял из рук красивой ассистентки сафьяновую коробочку с наградой. Раскрыл ее. Жестом фокусника, обращая в разные углы зала, показал собравшимся, улыбаясь и кланяясь, словно чародей, создавший звезду из воздуха. Белосельцев смотрел на десантника, получившего звезду на грудь, а огненный крест – в лоб, там, на лестницах и переходах дудаевского дворца, куда рвались штурмовые группы, пронося обрывок знамени сквозь вспышки очередей, ртутные пунктиры трассеров в пролом стены, оставленный фугасным снарядом. А потом их полк отводили из Грозного, и бородатые боевики презрительно ухмылялись вслед уходившим колоннам. Подполковник принял из рук Премьера награду, произнес: «Служу России!» Проследовал на свое место.
– За героическое поведение в боевых условиях, при наведении конституционного порядка в Чеченской республике награждается орденом Мужества командир вертолета огневой поддержки, майор… – Премьер взял из рук помощницы сафьяновый коробок с крестом, напоминающим четыре сложенных вместе алебарды. Передал худому лысеющему майору. Тот неловко принял. Запинаясь, произнес ритуальный ответ. Подслеповато озирался под люстрами, окруженный золотыми вензелями и мрамором.
Вертолет, рокоча простреленными лопастями, садился в ущелье, где попала в засаду группа спецназа. Лежали в снегу убитые, стонали раненые, живые вставляли последние магазины, отбиваясь от атакующего вала чеченцев. Молились, прощались, когда сверху, как пятнистый, в стальном оперении ангел, возник вертолет. Окруженный взрывами, с дырами в фюзеляже качался, не выключая винтов. Экипаж, стреляя из курсового пулемета в чеченцев, подбирал живых и убитых, взмывал над ущельем, уклоняясь от колючих пунктиров. Уходил, оставляя в небе дымок горевшего масла.
– За мужество и отвагу, проявленные в боевых условиях, орденом «Заслуги перед Отечеством II степени» награждается капитан бригады морской пехоты…
Морпех в черной парадной форме прошествовал на пустое озаренное место, где его поджидал Премьер с крохотным сафьяновым ларчиком.
Бригада штурмовала дом в центре Грозного. Танки прямой наводкой били в подвалы, подавляя пулеметные гнезда. Пехота прорывалась в подъезды, швыряя гранаты. На лестницах шла рукопашная. Люди визжали и рыкали, вонзали друг в друга клинки, рвали руками рты, били в лицо лопатками. Дом был взят, и он докладывал в штаб о потерях, глядя, как сносят с этажей убитых и раненых, и лицо замкомбрига, на котором разорвалась граната, казалось красным прожектором. Через месяц, вернувшись на флот, он видел по телевизору, как во двор знакомого дома возвращается чеченский отряд. Вывешивают зеленое знамя, варят пищу в котлах, стреляют в воздух, славя своего командира. А тот, со смоляной бородой, белозубо смеется, воздевает кулак, возглашает: «Аллах акбар!» Капитан с товарищами пили водку, не вытирали злых ядовитых слез.
Церемония завершалась фуршетом, который проходил в соседних покоях. Премьер в сопровождении свиты направился туда, задержавшись у телекамер, благодушно и мило шутил с журналистами, демонстрируя простоту и доступность, умение ладить с прессой.
– Журналистский хлеб – самый черный!.. Как и хлеб Премьер-министра, не так ли?.. Мы всегда друг друга понимали и будем впредь понимать! – Он занял позу перед телекамерами, над которыми враз загорелись белые лампы.
Первый вопрос, который был задан вальяжным, жующим жвачку журналистом, касался предстоящих перемен в правительстве:
– Правда ли, что готовится чистка последних министров прежнего кабинета?
– Кабинет не грязный ботинок, чтобы его чистить, – грубовато пошутил Премьер. – А я, как вы видите, не похож на чистильщика сапог, хотя уважаю и эту профессию. Как работали, так и будем работать. – По расплывшейся улыбке журналиста он понял, что понравился, и его грубоватые, военные шутки сегодня же вечером выйдут в эфир.
Второй вопрос, касающийся возможного перенесения столицы в Санкт-Петербург, задал чернявый, тощий репортер, работающий в Кремле со времен советских вождей.
– Не кажется ли вам, что Россия устала от сытой и равнодушной Москвы и не желает в ней видеть столицу? Ваша родина, Санкт-Петербург, вполне могла бы вернуть себе статус главного города.
– Мы, петербуржцы, никогда не считали свой город вторым. Но Москва остается столицей. Я ратую за построение сверхскоростной магистрали, и тогда мы сможем проводить заседания кабинета то на брегах Невы, то у Москвы-реки.