Третьим был молоденький, румяный журналист, робеющий в кремлевской обстановке, стремящийся казаться независимым, выделиться незаурядным острым вопросом.
– Как вы, господин Премьер, относитесь к возможности выноса тела Ленина из Мавзолея? Дискуссия на этот счет становится все более острой!..
На долю секунды лицо Премьера окаменело, ибо он почувствовал опасность вопроса. Как либерал он был за вынос тела. Однако его ответ не должен был задеть интересы «красного» думского большинства, с которым не стоило ссориться перед рассмотрением годового бюджета.
– Вы помните, что случилось, когда в Самарканде разрушили могилу Тимура и вынесли на свет его кости? Этим самым выпустили дух войны, и она пошла гулять по миру. Вы хотите, чтобы растревоженный призрак коммунизма вернулся на землю? Не лучше ли оставить его в Мавзолее, под стеклянным колпаком?
Юноша стал пунцовым от удовольствия. Премьер залюбовался его свежестью и нежностью. Подумал, хорошо бы его приблизить и взять с собой в какую-нибудь заграничную поездку.
Четвертый вопрос, в завершение отведенной для пресс-конференции пятиминутки, задал невзрачный, лысеющий, похожий на бухгалтера, репортер в поношенном журналистском жилет.
– Господин Премьер-министр, небольшой горный район Дагестана, контролируемый ваххабитами, заявил о своем отделении от России. Не является ли это новым признаком начавшегося распада страны? Что намерена делать власть? Послать туда войска для усмирения сепаратистов? Или просто не заметить этих горцев, повторяя наш опыт в Чечне, когда мы предпочитаем не говорить о статусе территории?
Премьер сделал строгое, почти сердитое лицо.
– Говорить о посылке войск – значит идти на прямую конфронтацию. Проблему Кавказа нельзя решить с помощью войск, – наставительно заявил Премьер, желая отчитать не смыслящего в национальной политике журналиста. – Ваххабизм не является тем, с чем следует бороться с помощью танков и штурмовой авиации. Ваххабизм – это вполне безобидное утопическое учение о всеобщем равенстве, рожденное в современном исламе. Исламская идея несет в себе устарелые средневековые черты и, по мнению ваххабитов, нуждается в модернизации. – Премьер почти дословно повторил выдержку из референтной записки, составленной для него Белосельцевым.
– Два крохотных дагестанских села, наивно заявивших о своей независимости, – это курьез, шутка, на которую мы будем реагировать улыбкой. Очень скоро эти горцы образумятся, и мы на общем празднике выпьем с ними за великую неделимую Россию!..
Премьер ласково кивнул журналистам, давая понять, что встреча окончена. Бодро, стараясь придать себе офицерскую выправку, направился туда, где уже наливали в бокалы шампанское. Белосельцев заметил, как похожий на бухгалтера телевизионщик выключил камеру, извлек кассету, бережно уложил ее в карман своего поношенного жилета.
Фуршет проходил в золоченой гостиной, с вензелями, гербами. Зеркальные стены многократно отражали стол. Эти подхватывающие друг друга, сверкающие отражения уносили вдаль тарелки, хрусталь, генеральские погоны, офицерские усы и награды, и казалось, фуршет распространяется бесконечно, от кремлевских стен до Урала, и дальше до Тихого океана.
Премьер, сжимая бокал шампанского, поднял по-офицерски локоть. Озирая стол острым и, как ему казалось, суворовским взглядом, произнес тост.
– Армия – лучшее, что есть у России. Вы – лучшие представители армии. Так выпьем же за героев, которым нет равных. Я, в свою очередь, даю вам слово русского офицера, что сделаю для армии все, что позволяет мое положение! Ваше здоровье!
– И он лихо, запрокидывая голову, выпил до дна шампанское, делая удалой взмах опустошенным бокалом, как если бы собирался его разбить. В последний момент передумал, аккуратно поставил на скатерть.
К Премьеру приблизился епископ в мантии, в клобуке, с фарфоровой, золоченой панагией на золотой цепи. Как и все остальные, он держал бокал с шампанским, нес его к Премьеру, как лампаду, перед своей чесаной, пахнущей духами бородой.
– Наше воинство подает примеры высокого служения Отчизне и Христу Распятому. – Епископ добился внимания Премьера, направил на него острые, умные, одновременно и веселые, и смиренные глаза. – Без преувеличения могу сказать, что русское воинство все больше становится воинством православным. Не сомневаюсь, что подвиги наших воинов, совершенные за Отечество и за Веру Православную, воссияют, как подвиги святомучеников, умножая несметный сонм наших святых! – Епископ протянул Премьеру бокал, и тот смиренно поклонился, словно чокался и одновременно принимал благословение.
– России нужны новые святые. Новый период русской истории должен быть освещен подвижниками. Ваша, Владыка, деятельность по углублению связей Церкви и армии находит глубокое понимание у Президента. Помолитесь, чтобы ему стало лучше и его оставили недуги и немощи.
К ним присоединился худощавый, слегка разболтанный генерал, ответственный за воспитательную работу в армии:
– В воспитательной работе в войсках нам надо соединить православие и демократию. И нам это удается. Есть офицеры, которые по итогам чеченской войны пишут научные работы о совместимости православных ценностей и демократических идеалов.
– Одно не противоречит другому, – глубокомысленно заметил Премьер, довольный тем, что разговор ведется на религиозные и философские темы. – Собственно, если правильно взглянуть, Христос был первым на земле демократом. Если угодно, его заповеди отстаивали и защищали права человека.
Генерал-воспитатель восхищенно откинул голову. Епископ, напротив, склонил клобук, то ли в знак согласия, то ли для того, чтобы не заметили хохочущий моментальный блеск в глазах.
Военные, получившие награды, пили на другой оконечности стола. Белосельцев видел, как они опустили в бокалы с водкой свои ордена, окрасившие стекло в красные и золотые тона. Что-то кратко сказали друг другу. Подняли бокалы и, двигая кадыками, напрягая на лбах ожоги и раны, пили красно-золотую водку. Всасывали в себя едкую горечь, пьяный настой войны. Наливку из горящих городов и селений. Эликсир подорванных транспортеров и танков. Коктейль из крови, блевотины и слез. Выпили, задыхаясь. Поставили бокалы на скатерть. Сквозь стекло размыто краснели и золотились награды, как мокрые моллюски на отмели. Подполковник десантных войск прикрепил на китель Звезду Героя. Направился к Премьеру мягкой походкой разведчика, сжав кулаки до белых костяшек, способных разбить кирпич, покачивая крутыми плечами борца. Премьер издали услышал его приближение. По его лицу побежали белые и красные пятна.
Десантник подошел к Премьеру:
v – Товарищ Председатель Правительства, разрешите обратиться?
– Разрешаю, – ответил Премьер.
– Никто нам так и не сказал, почему мы ушли из Чечни. Мы разгромили этих долбаных «чехов», загнали Басаева в горы, где у него яйца к камням примерзли, а нас увели из Чечни и отняли победу. Полбатальона я отправил в Россию в цинковых пиджаках, и что я скажу теперь вдовам? Как мне искать ротного, которого взяли в плен под Шатоем, а теперь выкалывают ему глаза и срезают лоскуточками кожу? Кто и сколько получил за наши кости и кожу? Что стоил наш уход из Чечни банкирам и что он стоил России? И когда, товарищ Председатель Правительства, мы снова пойдем брать Грозный, подставляя наши лбы под гранатометы Басаева?..