Перед его глазами встала картина Петрова-Водкина «Купание красного коня». Ее иконописная красота, мистическое упование на русское чудо явились Белосельцеву как воплощение его собственных чаяний. Вот золотая рама яркого летнего солнца. Вот зеленые нежные кущи. Вот чудная лазурь в пруду. Вот ветхий деревенский сарай, где притаился волшебный конь. Растворятся ворота сарая, золотой дивный отрок на алом огромном коне проскачет по сочным травам, прянет в синюю воду, и алое смешается с голубым, золотое с зеленым, и откроется солнечная бессмертная сущность мира.
В бледной пустоте, среди голубых мерцаний возникло легчайшее напряжение, легкое сгущение синевы. Еще не материальное тело, но предчувствие звука, связанного с его приближением. Из этих молекул света, расталкивая их, пробивая тончайшим острием, примчался звук. Вонзился из неба в туманную низину. На этом звенящем острие, продолжая ее налетающей силой, возник самолет. На мгновение обозначился фюзеляжем, разведенными крыльями, режущим плавником хвоста. Взмыл, оставив под собой грязные столбы взрывов, которые оседали, распугивая уток и коростелей, подымая дремлющих лосей и лисиц. Сотрясенная долина ошалело укладывала на место взорванный торф и перевернутый дерн. И снова звук хлестнул по низине. Самолет, как отломившийся кусочек солнца, спикировал, грохоча пушками, оставляя на земле череду разрывов. Вознесся, пропадая на солнце, и глаза напрасно искали его среди белых и фиолетовых пятен. Штурмовик, предтеча десанта, обработал плацдарм, вслепую отбомбил, проутюжил пушками, подавляя возможное сопротивление.
– Хорошо сработал «грач»! – бодро похвалил Главком, радуясь простору и воздуху, где вместо малопонятных электронных иероглифов и мертвенных бестелесных экранов было живое пространство, еще трепетавшее от пролетевшей машины. – По времени точно укладываются! – И он посмотрел на часы, сверкнувшие золотым циферблатом.
Мерный металлический звук приближался, выстилая небо дребезжащей фольгой. В металлическом небе, горизонтально летящий, возник самолет. Проплыл, оставив выгнутое, оседавшее небо, из которого сыпались крохотные черные точки. Над каждой распустился голубоватый цветок парашюта. Из подвешенных крохотных кубиков негромко застучало, бледно заискрило. Кубики поворачивались, вращались, как огненные фонтанчики, равномерно поливая долину.
– А это что такое? – Главком изумленно воздел седые брови, словно увидал нечто несусветное.
– Товарищ Главнокомандующий, это наши умельцы из ВДВ придумали, – полковник в тельняшке, с парашютиком десантных войск в петлице, с готовностью подступил, поясняя Главкому. – Сварная рама из уголков. В ней крест-накрест закреплены пулеметы. Работают по кругу. Снижаясь, они сужают сектор обстрела, выстригая круг радиусом до километра. Зачистка территории!
– Молодцы!.. – похвалил Главком.
Парашюты снижались, вращая брызгающими пулеметами, которые пронзали свинцом болотные цветы, птичьи гнезда, не успевших ускакать зайцев. Словно стелили на луга свинцовую скатерть, на которую принесут и поставят неведомые блюда и яства.
И снова была пустота, тишь простреленных безлюдных пространств. Синела вода в пруду. Слышалось в сарае негромкое тревожное ржание.
– Идут!.. Эшелон две тысячи! – десантник, прикрывая ладонью глаза, смотрел в небеса.
Там, в алюминиевом небе, высокие, прозрачные, полные воздушной синевы, появились тяжелые транспорты. Влекли в небесах разбухшие, отвисшие туловища, едва поддерживая себя короткими усталыми крыльями. В хвостах открывались щели, выпадали темные сгустки, быстро устремлялись к земле. Все небо было в падающих комках. Из них вырывалось рыжее пламя, упиралось в землю тугой метлой. Раскрывался белоснежный надутый купол. Тормозные сопла замедляли падение, ветряной шелк останавливал свободный полет. На землю опускались боевые машины, мягко плюхались на гусеницы, начинали двигаться, оставляя позади пузырящиеся купола. Стреляли на ходу из пулеметов и пушек, выстраиваясь в боевые порядки.
Самолеты продолжали лететь, издавая унылый металлический звук, от которого пространство наполнялось белесой алюминиевой пылью. Полупрозрачный темный сор оседал к земле, отставая от самолетов, и в этом облаке, состоящем из точек и запятых, вдруг взрывался белый цветок. Над ним другой, третий. Все небо превратилось в огромную клумбу, на которой раскрывались белоснежные соцветья, трепетали прозрачные лепестки, плескались шелковистые драгоценные крылья.
Десант опускался на равнину. Солдаты сбрасывали шелковое оперенье. Начинали бежать, выставив вперед автоматы, вслед за боевыми машинами.
– Вот так же, смотрите, было во время Великой Отечественной! – Главком разволновался, помолодел. В его стариковские бесцветные щеки брызнул румянец. Он обращался к Белосельцеву, желая, чтобы тот ощутил этот размах и силу, пережил сходство этой атаки с давнишним наступлением победоносной атакующей армии. – Вот только тогда кричали «ура»!
Солдаты бежали неуклюже и молча, толстоголовые, мешковатые, среди гулких орудийных стуков, долбящих очередей, автоматной трескотни. Они были в противогазах, в неловких комбинезонах, преодолевали зараженную местность. Поблескивали издалека стекла защитных очков.
Вал наступления катился по болотцам и зарослям, оставляя после себя лохматую зелень и взбаламученную воду. Две боевые машины отделились от атакующих. Стали взбираться на увал, приближаясь, елозя в траве зубчатой сталью, выбрасывая из кормы голубые хвосты дыма. Приблизились, надсадно рыкнули, замерли, воздев тонкие пушки, окруженные оседающей росой и травяным соком. Люк головной машины открылся. Оттуда вырос зеленый, в глазастом противогазе человек. Спрыгнул на землю. Держа на весу автомат, стал подходить к командному пункту. Не доходя до Главкома, за несколько метров, стянул противогаз, открывая потное, красное от нехватки воздуха лицо. Оно состояло из грубых углов, плоскостей и вмятин, словно помидор, выращенный в квадратной банке. Стал неловко печатать шаг, подымая зеленые пупырчатые бахилы. Поднес к виску перчатку, похожую на лягушачью лапу.
– Товарищ Главнокомандующий, дивизия в составе двух полков десантировалась на заданный плацдарм!.. Плацдарм удерживается до подхода основных сил!.. Потерь и происшествий нет!.. Командир дивизии – полковник Птица!.. – Голос десантника был глух, но глаза из-под тяжелых бровей смотрели смело и ярко.
– Правильная фамилия, воздушно-десантная! – Главком посмотрел на комдива, любуясь его сильным, зачехленным в прорезиненную ткань телом. – Благодарю за службу!.. На память! – Главком засучил рукав, снял тяжелые, в золоченом корпусе часы. Протянул офицеру. Обращаясь к Белосельцеву, произнес: – Вот она, наша элита!.. Гроссмейстеры победы!..
Офицер принял подарок, собираясь ответить. Но в сарае раздалось истошное ржание, дикий храп, взбрык, удары о ветхое дерево. Ворота изломались, и сквозь гнилые щепы, отряхивая ломаную труху, вынесся конь. Он был не красный, как ожидал Белосельцев, а бледно-седой. Не исполнен солнечной жаркой силы, а худой, с провалившимися тощими ребрами. На нем не сидел золотой ясноликий отрок, а качалась чья-то вялая мерклая тень. Конь затравленно рванулся в сторону. Натолкнулся на стальную машину, откуда глянули на него очкастые чудища. Шарахнулся к пруду, врываясь в мелкую воду. И она была не бирюзовой, как на картине художника, не цвета иконописной ангельской синевы, а черной, как смола. Белый, словно известь, конь мчался по черной воде, и на его костистой спине трясся мучнистый, состоящий из костей, из глазастого черепа всадник. Уносился, как бред, не касаясь земли, в горячее, насыщенное гарью пространство.