Белосельцев, внимая Чекисту, испытывал странное ощущение, подобное тому, что пережил минувшим утром в деревне, когда сквозь стены избы, ветки березы, льняные легкие занавески потянуло страшным притяжением, невидимой неодолимой силой. Будто за горами, лесами включили гигантский электромагнит, и он стал тянуть к себе Белосельцева, словно тот был железным. И теперь, в кабинете Чекиста, он вновь ощутил жестокое притяжение, валившее его на бок, сдвигавшее с дубовых планок паркета. Расставил упруго ноги, борясь с невидимым давлением. Стал искать источник притяжения.
В углу кабинета на каменной тумбе, напоминавшей постамент для бюста, стояла знакомая статуэтка белки. Печатка, увенчанная поднявшимся на задние лапки зверьком, чуть мерцала загадочным металлическим блеском. Состояла из крохотных рудных кристалликов неведомого вещества, попавшего на землю вместе с метеоритом. Неизвестный мастер отлил из металла фигурку, и это она тянула к себе Белосельцева. Белка была сверхмощным магнитом, источником гравитации. Вбирала в себе летающие пылинки, частицы материи, искривляла и поглощала лучи.
– Теперь, Виктор Андреевич, вам предстоит вторая, не менее ответственная часть операции. Вы знаете, как восторженно встретил советский народ меморандум ГКЧП. Его поддержали партия, рабочие коллективы, деревня, научная и творческая интеллигенция, лидеры союзных и автономных республик. Начались митинги в поддержку, сбор средств. Например, как мне сообщили, состоялся митинг работников цирка шапито в городе Рыльске Курской области, на котором выступили не только акробаты, жонглеры, канатоходцы и дрессировщики, но и сами животные, такие, как саблезубые тигры, гиппопотамы, карликовые мамонты, и даже рыба-пила, привезенная с дружественной Кубы. Теперь, когда успех ГКЧП гарантирован, необходимо отсечь Меченого Президента. Не позволить ему воспользоваться политическим ресурсом ГКЧП, возглавить его и вернуться в Москву триумфатором. Необходимо немедленно ехать в Форос, где на крымском пляже он нежит свое заплывшее жирком тело, передать ему это письмо, после которого он, по своей наивности, возомнит о вечной дружбе с Истуканом. Откажется принимать делегацию ГКЧП, которая завтра к нему вылетает. Вы видели наших товарищей, знаете им истинную цену. Они, если так можно выразиться, носители «бархатного советизма». В них совсем отсутствует сталинское железо. Они готовы безропотно подарить Президенту добытый ими властный ресурс. Поэтому завтра утром вы сядете в самолет и вас доставят в Форос. Там вы передадите письмо. Вы должны это сделать раньше, чем туда прилетят наши товарищи. На этом ваша роль в операции завершится…
Белосельцев ощущал непомерную гравитацию белки. Его притягивала мерцающая статуэтка, в которой, спрессованные, гибли миры и галактики. Черная дыра, куда его вовлекало, имела контуры маленького лесного зверька, в котором сплющивалось мироздание, проваливалось в иной мир, превращалось в ничто. Стоял, упираясь ногами в паркетный пол, чувствуя, как лишается плоти, которую сдирает с костей сосущий сквозняк.
– Ваш полет не будет вполне безопасным, – Чекист заклеивал конверт с посланием Истукана. – По дороге в аэропорт вы можете попасть в автомобильную аварию. В салоне вам могут подать отравленную пищу. В конце концов, самолет может быть сбит, если не ракетой, то экстрасенсорной посылкой, которая настигнет вас из Балтимора. Но я верю в вашу звезду. Мистическую и ту, которой вас наградит страна после вашего возвращения. Я сам подпишу указ на звание Героя Советского Союза. Позвольте я вас обниму, – Чекист подошел, вернул письмо Белосельцеву. Притянул его к себе. И тому показалось, что их обоих подхватил огромный ветер, понес среди мерцающих звезд, туда, где в бархатном Космосе мерцало бесконечно далекое облако звездной пыли с черной пустой сердцевиной, напоминавшей контур поднявшегося на лапки лесного зверька.
Он пришел домой. Была еще мысль поехать в деревню, вернуть в Москву Машу, которая мучится там одна, не знает о нем ничего. Но столь велика была его усталость, столь неодолима накопленная за день немочь, что он едва нашел силы раздеться и рухнул в постель.
Утром машина мчала его по солнечной теплой Москве в аэропорт «Внуково». Помня предостережения Чекиста, он откинулся в угол салона, стараясь не приближать лицо к стеклу. Из любой обгонявшей машины мог последовать пистолетный выстрел или бросок гранаты. Находясь на заднем сиденье, он крепко пристегнулся ремнями на случай, если со встречной полосы прянет на них тяжелый самосвал. В белоснежном лайнере, пустом, с любезными стюардами, он отказался от напитков и завтрака. Поднявшись в небо, среди перламутровых облаков, летел, создавая вокруг самолета защитный экстрасенсорный экран, о который разбивался плазменный луч врага, направленный с другой половины планеты.
В Крыму, среди волнистых холмов, самолет опустился на розовое бетонное поле, за которым нежно пламенело лазурное море. Веяло сладким ветром сухих горячих предгорий, ароматом пряных южных растений. И хотелось прямо из-под белого крыла самолета пойти наугад в цветущие холмы, продираться сквозь душистые заросли, разрывая ногами тугие стебли вьюнков, распугивать клетчатых нежно-коричневых бабочек. Но уже подкатывала кофейного цвета «Волга». Из нее подымался статный загорелый охранник, брал под козырек.
Президентская резиденция на берегу моря, окруженная пальмами и магнолиями, которая, по слухам в Москве, находилась в кольце военной осады, блокирована путчистами, с отрезанными линиями связи, на самом деле дышала волей, красотой, легкостью открытых веранд, изяществом стройных деревянных конструкций с вкраплениями мрамора, желтоватого песчаника и розового ракушечника. Били шелестящие фонтаны, раздавалась негромкая музыка, вилла была полна праздных гостей. Мажордом, предупрежденный о визите Белосельцева, вежливо сообщил, что хозяин с супругой купаются в море и скоро вернутся. Ему же, желанному гостю, предложено подождать, и он может насладиться прогулкой по парку или обозрением апартаментов, покуда купающемуся Президенту доложат о его появлении. Белосельцев поблагодарил мажордома и, предоставленный самому себе, неспешно двинулся по верандам и галереям чудесного, открытого солнцу и морским дуновениям дворца.
И парк, и двор, и внутренние апартаменты были наполнены людьми, где каждый предавался отдохновениям и неутомительным забавам, как если бы вся их пестрая толпа, наученная многим играм и потехам, позировала художнику Брейгелю, изобразителю народных нравов.
Перед домом, на детской площадке, в песочнице сидели советники Президента. Там, в Москве, чопорные, величавые, в темных костюмах, с упрямыми благородными лысинами и многомудрыми морщинами, они умно рассуждали о социал-демократии, о сближении с Европой, о создании новой просвещенной элиты. Здесь же, на благословенном юге, они сидели полуголые, выставив порозовевшие животы, приклеив на горбатые носы листики платана, и строили из песка Дворец Мира. Елозили босыми ногами, запускали в глубину песочного сооружения волосатые руки, выкладывали с помощью узорных формочек затейливые пирожки и куличики. Уже был создан зал Братства Мира, выложенный изнутри фарфоровыми черепками, стеклышками и конфетными фантиками. Завершался концертный зал, где должна была звучать Музыка Мира, для чего песочные стенки были оснащены ракушками. Обустраивался зал Экономики Мира, украшенный монетками – русскими копейками, американскими центами, английскими пенсами, китайскими юанями. Был готов принять паломников новой веры зал Птицы Мира, куда один из советников, тощий, с английскими седыми усами, положил мертвого воробья. Другой советник, весь в складках прозрачного жира, ловил бегающих вокруг муравьев, заталкивал внутрь сооружения, мешая покинуть песочный замок. Сооружение росло, наполнялось обитателями, а советники, счастливые, неутомимые, воплощали в жизнь свой сокровенный проект.