— Кажется, кто-то собирался работать…
— А я что делал?
— И что же ты, интересно, делал?
— Серега, ты помнишь, инструкцию для загранработы о вступлении в контакт и добыче информации?
— Пока не забыл.
— На случай, если что-то выпало из памяти, напоминаю: работа ведется на идейно-политической, финансовой основе, по принуждению…
— Короче!
— Это уж, как получится. Так вот, идейно-политическая основа прокатывала в лучшем случае один раз из сотни. Отсталые они там. Не велись на марксизм-ленинизм, хоть тресни.
— Да и нам он, признаться, тоже…
— Вот-вот. О финансах тоже говорить не будем, за те копейки, что нам выделяли…
— Это точно, — поддакнул Сергей, начиная понимать, куда клонит не до конца протрезвевший Котов.
— Принуждение, сам понимаешь, тоже отпадает. Короче, куда ни кинь, везде грабли. А работать-то надо, отчизна подвига требует, иначе, говорит, назад в Союз выгоню, коммунизм строить.
— А не хотелось.
— Не хотелось, — подтвердил Саня. — Лохами выглядеть не хотелось. Особенно по сравнению с другими. Вон у штатников полные карманы инвалюты, так они, если надо было, чиновников целыми министерствами скупали. Во главе с министрами. А мы?
— А что вы?
— А мы получали ту же информацию, но… — он протяжно зевнул.
— Может, кофе?
— Глядеть на него не могу. Я, если хочешь знать, заявился в контору в половине четвертого. Пару часов поспал, потом съел полтора литра этого самого кофе и за работу.
— Извини.
— Ничего. Так вот, мы добывали ту же информацию на основе внезапно возникшей между собутыльниками взаимной симпатии в процессе распития алкогольных напитков в особо крупных размерах. На пьянку выделенных денег худо-бедно хватало, а в желающих на халяву нажраться недостатка не было. Любят они это дело, спасу нет.
— С кем вчера пил?
— С очень хорошим человеком. Он раньше шестерил на одного из наших генералов, так тот его, мало того что с повышением кинул, так еще и долю зажал. Вот парень и обиделся. Когда по литру вискаря освоили, начал плакаться, ну а я не мешал.
— Подливал и поддакивал?
— Как учили в автошколе. Потом отвез его домой и сразу сюда. Как проснулся, сразу же проверил, что он там наболтал.
— В цвет?
— Очень, — Котов достал из кармана таблетку, проглотил и запил водичкой из кулера, — для такого дела даже печень не жалко, хотя, нет, все-таки жалко. У меня один товарищ трудился в нашей резидентуре в одной очень пьяной стране. Когда печенка перестала помещаться в организме, пришел к шефу и попросил вернуть его в Союз, дескать, не могу больше пить, цирроз на подходе.
— И как?
— Да никак. Резидент сам был с громадного будулая. «Вы, — говорит, — Коммунист или где? Идите и работайте». Вот парню и пришлось завалить вербовку.
— Вернули?
— Вернули. Назад ехал радостный, все собирался протрезветь на Родине. У нас как раз тогда борьбу с пьянкой начали.
— Протрезвел?
— Хрен. Глянул на обновленное отечество со всей этой перестройкой, махнул рукой и за месяц спился.
— Понятно. Может, домой пойдешь, а то видок у тебя…
— Не время и не место, батенька, Родина в опасности. Мне вчера вечерком Тищенко позвонил. У Игоря очень скоро могут начаться проблемы.
— Что такое?
— Его дело поручили важняку по фамилии Сотник. Такой милейший человек с погонялом Дровосек.
— Лес рубит, щепки летят?
— Колет всех подряд… Если такой спросит, который час, отвечать без адвоката не рекомендуется. Да и с адвокатом — тоже. Говорят, один из самых толковых, если не самый.
— А кто сейчас с Игорем работает?
— Статисты. Один орет и пугает, потом второй жалеет и болтает за жизнь. Оба бегают к шефу с докладами. Я серьезно говорю, когда он начнет работать, нашему парню мало не покажется.
— Когда начнет?
— Буквально на днях. Так что надо торопиться. Сегодня Тищенко подъедет к Игорю, кое-что посоветует, но, один черт, долго ему против этого умника не продержаться.
— Значит, будем стараться. Вам с Олегом долго еще возиться?
— С сегодняшнего дня у нас с ним объявляется казарменное положение, так что думаю, к послезавтра закончим. Бацунин вернулся?
— Вчера прилетел. Примет меня в половине третьего.
— Отлично, как вернешься, тоже впрягайся.
— Что делать-то?
— Как что? К обеду Квадратов должен дописать третью статью, будешь переводить на английский и французский. Ты же у нас переводчик.
— Как у него получилось?
— Лучше, чем стихи.
— Ну, тогда слушаюсь и повинуюсь, — хмыкнул Волков. — Может, еще и на китайский?
— А вот это лишнее.
* * *
— Да, попал ты, тезка… — мой новый следователь, Игорь Владимирович, скорбно покачал седой головой.
Так получилось, что мы с ним тезки, хотя, думаю, что если бы я был Хабибулой, его родители за двадцать лет до моего появления на свет, наверняка назвали бы сыночка точно так же. Симпатичный, душевный, очень обаятельный мужик. С таким хорошо пить пиво или просто трепаться за жизнь.
— Раньше не привлекался?
— Ни разу.
— Покурим? — и протянул пачку синего «Русского стиля».
— Спасибо, — и мы патриотически задымили.
— Я ведь не первый год замужем, сразу вижу, кто есть кто. Ты же не враг, Игорь.
— Не враг, — согласился я.
— Вот, а статей тебе светит куча и все серьезные. Такие в прежнее время называли расстрельными. Помню, был у меня случай в позапрошлом году… — и я принялся слушать, что там у него такого было.
А ведь когда-то мне во всех подробностях рассказывали, что такого вытворяют спецорганы с попавшимися к ним людьми моей профессии и как себя следует вести в зависимости от точки на глобусе, где сподобился спалиться.
— Только не вздумайте изображать героя, — говоривший это провел пять лет в сальвадорской тюрьме. — Там этого не любят. Начнут бить, плачьте, визжите, унижайтесь. Если получится, постарайтесь обделаться.
— А у вас получилось? — полюбопытствовал кто-то из нас.
— Нечем было, — огорченно признался тот, — а то бы непременно… — Все пять лет он, вызывавший брезгливость у тюремщиков и зеков, самый зачуханный арестант, ждал своего шанса. Когда представился, утек как вода между пальцами, по ходу дела успокоив наглухо троих охранников.
— Как можно больше врите, — говорил другой, — пусть проверяют. И побольше рассказов о том, как вас избивал отчим или насиловала мачеха. При этом старайтесь улыбаться сквозь слезы.