— Ну и дела, — я покачал головой. — А кто все это натворил?
— Вот, мы и хотим тебя спросить, — Гена извлек из папки стопку фото и выложил на стол передо мной. — Что скажешь?
Я перетасовал их все, выбрал из почти двух десятков фото пять и разложил перед собой. На первой из них невысокий, на первый взгляд, сутулый до горбатости мужичонка в светлой форменной куртке, темных брюках и нахлобученной по самые плечи кепке, с объемной сумкой через плечо проходил мимо двоих охранников в сторону офисного центра. На второй он же, но уже в холле, снятый в профиль, застыл у стойки ресепшена. На фото номер три рослый мужчина в очень даже приличном костюме проходил через турникет. Именно в этот момент ему, видать, понадобилось поправить прическу, поэтому лицо оказалось частично закрыто. Фото номер четыре запечатлело его же, проходящего мимо охраны. И, наконец, на пятом и последнем он был заснят со спины, показывающий всем нам далекий от приличия жест.
— На всех фото один и тот же человек, — сообщил я присутствующим, а они, в свою очередь, сделали вид, что страшно удивились.
— Уверен? — требовательно спросил Гена.
— Абсолютно. Обратите внимание, — ткнул кончиком карандаша в первое фото. — Здесь он ссутулился и подсел в коленях, а потому кажется на полголовы ниже охранника. Здесь, — я щелкнул пальцем по четвертому фото, — уже распрямился, вытянул шею и расправил плечи. Теперь он даже слегка выше его. Далее…
— Как ты определил, что на всех снимках один и тот же? — перебил меня Миша.
— По обуви, — ответил за меня третий из оперов, Сергей. Кстати, при ближайшем рассмотрении он оказался не таким уж и юным.
— Верно, — согласился я, — Что у курьера, что у мужика в костюме одни и те же туфли. Очень даже недешевые, полагаю, английские. Такие на вещевом рынке не купишь.
— Так это он или нет? — Гена открыл папку, заглянул и опять захлопнул.
— Думаю, да.
— Думаешь или уверен? Ты его узнал?
— Узнал, — я взял со стола четвертое фото. — Конечно же, на себя прежнего он не похож. Овал лица, форма носа, разрез глаз, все другое, — вернул фотографию на место. — Но все равно полагаю, что это он, — и добавил: — с большой долей вероятности.
— Поясни.
— Лицо-то он, допустим, сменил, — я достал сигарету и прикурил от лежащей на столе зажигалки. Сергей подвинул мне пепельницу. — Благодарю, — стряхнул пепел, — понимаете, сменить физиономию не проблема. Новое тело у хирурга не сделаешь. Или, скажем, уши…
— Что, уши? — спросил Михаил и опять очень негромко. Он вообще старался говорить тихо. Так поступают, когда хотят, чтобы к говорящему прислушивались.
— Маленькие, слегка заостренные сверху, почти без мочек. Именно такие у…
…Климова Николая Дмитриевича, — продолжил Гена. Извлек из папки фото и бросил на стол. — По-прежнему утверждаешь, что это он?
— Ну-ка, — я взял фотографию, явно из какого-то там по счету личного дела. — Все равно он. И еще, — загасил сигарету, — у Климова несколько длинноватые руки. Обратите внимание, — ткнул в первое и второе фото. — Когда он притворялся недомерком, то держал их согнутыми, чтобы не свисали ниже колен. А вот, здесь и здесь, — указал на две последние фотографии, — это можно заметить, если приглядеться.
— Надо же, — «восхитился» Гена, — ты даешь! Прямо мисс Марпл.
— Профессионал, — поддакнул Миша, — не то, что мы здесь.
— Учитесь, пока учат, — наставительно проговорил Мякишев и, обернувшись ко мне, скомандовал: — Ну-ка, взгляни сюда, — и показал на план Москвы на стене.
— Взглянул, что дальше?
— Продолжай смотреть.
— Как скажешь, — я пожал плечами.
— А теперь скажи, мил человек, если ты такой глазастый, сколько в этом кабинете стульев?
— Восемь, у пяти обивка красного цвета, у двух серая и у одного синяя.
— О как! Что-нибудь еще заметил?
— Кое-что.
— Даже так? Тогда ответь, на какой руке у Миши часы?
— На правой.
— Какой марки?
— «Ролекс». У тебя, кстати, «Омега», у Сергея — кварцевый «Омакс», на левой руке у обоих.
— Гляди-ка, точно! Значит, говоришь, что у этого Климова длинные руки? Небось, в боксе ему цены не было, он же бывший боксер?
— Насколько я знаю, нет.
— О как? — удивился Миша. — А бьет твой тезка здорово… — хмыкнул. — Верно, Серега?
— Верно, — буркнул тот.
— А я, признаться, думал, что к вам берут исключительно бывших боксеров и каратистов, — заметил Гена.
— Нет, — я покачал головой. — Совсем даже не обязательно. И, вообще, считается, что лучше сразу правильно обучить рукопашке, чем переучивать.
— Хочешь сказать, что он до армии вообще не занимался спортом?
— Бегал средние дистанции, и очень даже неплохо.
— Значит, если что, не угонишься, — молвил Миша.
«Особенно ты», — подумал я, пожал плечами и не ответил.
— Понятно, — Гена подлил себе чаю, — будешь?
— Нет, спасибо.
— Значит, бегает он как лось и бьет как конь копытом, — задумчиво проговорил он. — Что еще умеет этот твой тезка?
— Многое.
— А вот с этого момента, — он отхлебнул из чашки, — как можно подробнее и ничего кроме правды. Чем вы вообще там занимались?
— Служили, исполняли приказы.
— Какие приказы?
— Разные. Извини, — я развел руками. — На такие вопросы не отвечаю, просто не имею права.
— Может, просто не хочешь? — оскалился Гена. — Не забыл, тебе приказали сотрудничать, вот и давай, сотрудничай, отвечай на вопросы.
— А если он заодно со злодеем? — предположил Миша. — Вместе служили, теперь вместе людей валят.
— Вы это серьезно? — удивился я.
— А что, по-твоему, мы должны думать? — поднял бровь Гена. — Ты, брат, уж определись, с кем ты и против кого.
— Если спрашивают, — добавил Миша наставительно. — По-хорошему, — глянул грозно. — Значит, людям надо знать.
— Мы, мужик, по разному спрашивать умеем, — голосом доброго дедушки, рассказывающего внучку перед сном сказку, — сообщил Гена. — Возьмем, например, прямо сейчас и загнем тебе ласты, окольцуем как птицу пеликан и настучим по жопе дубинкой.
— Или «слоника» сделаем, — радостно рассмеялся Миша. — Все расскажешь, дорогой, даже то, чего не знаешь. Ну!?! — вдруг заорал он. Никогда бы не подумал, что у этого тихони такая луженая глотка.
— Даже так? — изумился я и принялся ожидать, что такого интересного сообщит мне третий из этой компании.