– Тогда...
– Тогда повоюем, младший сержант запаса Крупин? Считайте себя временно призванным на службу. На время операции командиром назначаю себя, я все-таки подполковник. Запаса, естественно. Кстати, мы с вами были в Афгане почти в одно и то же время...
– Я должен вам верить?
– Думайте.
– А моя служба безопасности?
– По моим самым скромным подсчетам, в ней завелось сразу несколько кротов. Ну, что решили?
– Согласен, – и мы скрепили наш договор крепким рукопожатием.
– Давно собираюсь спросить, откуда у вас мозоли на ладонях, грядки, что ли, вскапываете на досуге?
– Гирьки поднимаю, – смущенно улыбнулся олигарх.
– Гирьки это хорошо. Ладно, начнем работать.
И мы начали.
Через час я покинул гостеприимный дом, куда вломился без приглашения.
– Все запомнили?
– Товарищ подполковник, – голосом обиженного дембеля протянул Крупин, – вы уж меня совсем за идиота не держите.
– Товарищ младший сержант, – голосом коменданта стольного города Кислодрыщенска отчеканил я, – в нашей работе мелочей не бывает. – И уже нормальным тоном продолжил: – Ситуация, Петр Николаевич, достаточно серьезная, но шансы на успех у нас есть. Главное, постарайтесь не показать окружающим, что вы знаете о прослушке. Звоните мне только по этому телефону, обязательно включив вот этот приборчик.
– Даже из собственного сортира?
Интересно, это у него всегда лексикончик такой, или службу вспомнил?
– Именно так. Во-первых, там тоже может быть что-то установлено, а во-вторых...
– Что во-вторых?
– Во-вторых... Тишина в студии! – я выключил глушилку и поднес аппарат к его пиджаку. Загорелась красная лампочка. – Вот видите, ваш гардероб тоже весь в «клопах». Придется некоторое время потерпеть эту гадость. Звоните мне только в экстренных случаях. Если надо, я сам выйду на связь. Однако загостился я что-то. После моего ухода ждете десять минут, потом отключаете прибор и баиньки. Кстати, за что у вас орден Красной Звезды?
– Вел огонь из подбитого «духами» танка, уничтожил огневую точку противника.
– Этих мы тоже уничтожим. Все, мне пора.
– Может, на дорожку? – он кивнул в сторону бара.
– Сейчас не могу, вот когда все закончится...
– Литр приговорим, – потер руки младший сержант-олигарх танковой службы.
– Обязательно, – и я выскользнул из спальни.
Путь от Валентиновки до железнодорожной станции Щелково я проделал легкой физкультурной трусцой, уложившись в сорок минут. На заасфальтированном пятачке у билетных касс, где во времена оные посреди никогда не пересыхающей лужи находился знаменитый на всю округу пивняк, любовно прозванный аборигенами «Малой Землей», стоял грязно-зеленоватого цвета старый «Москвичок», помнивший еще перестройку с ускорением и идиотическую трезвость с, мать ее, гласностью. За рулем сидел типичный лох и пялился в никуда. Я сел рядом с ним, и лохов в машине стало двое.
– Еще раз здравствуй.
– Физкультпривет.
– Я у тебя сегодня заночую?
– Бога ради.
– Пожрать и выпить найдется?
– Говно вопрос.
– Тогда трогай, извозчик, дома у тебя переговорим, а сейчас я подремлю немного, а то глаза слипаются.
– Баю-бай.
День второй
Продрых я почти до полудня следующего дня, а все равно чувствовал себя усталым. Не было ни малейшего желания вступать в драчку (а придется), напротив, вся моя сущность жаждала покоя и неги. Сейчас бы бросить все к чертовой матери и прогуляться, скажем, по Арбату, вернее, по тому, что от него осталось, или по Тверской, а может, взять да и смотаться в мой любимый пивняк «Шварцвальд» на Соколе или в «Главпивторг» на Лубянке. Совершенно не хотелось в очередной раз спасать мир, а осознание того, что никуда от этого не деться, совсем не добавляло жизненных сил и исторического оптимизма.
Кое-как и через силу размявшись, я отзавтракал тем, что бог послал Вите и, позаимствовав из его кабинета лист бумаги, устроился на кухне с чашкой специально заваренного для поддержания хилых умственных сил кофе, рисуя разного рода геометрические фигуры. Почему-то именно это занятие всегда помогало мне сосредоточиться.
Итак, что же мы имеем с гуся? Совершенно ясно, что кто-то собирается затеять драку притворщиков в лучших традициях Голливуда (пойми и запомни, Джон Рембо, придурка может остановить только недоумок) с обоюдным, подозреваю, смертельным исходом и под возникший от этого шум и гам спокойно и без лишней суеты решить свои вопросы. Полагаю, что речь идет о судьбе «Русской стали».
Еще до отъезда в Москву я немного полазил по Интернету и выуженные оттуда сведения, признаться, заставили задуматься. Итак, компания давно и прочно занимает лидирующие позиции в России и достаточно агрессивно вторгается на международный рынок. Динамика развития достигла лучших европейских показателей, размеры оборотов исчисляются десятками миллиардов долларов. Но! Из всего состава соучредителей реально на ее благо трудится только Крупин П.Н., дорогим и нежданным гостем которого я был накануне вечером. Ему принадлежит 45,5 процента акций. Оставшиеся 54,5 процента распределены между оставшимися четырьмя соучредителями, занимающимися чем угодно, только не созидательным трудом на благо родной фирмы. Один очень болен, другой наслаждается средиземноморскими круизами в компании очаровательных юных особ, похожих на проституток, на яхте размерами с линкор «Миссури»; еще один персонаж с неполным средним образованием и четырьмя ходками к «хозяину» занимается исключительно делами своего фонда поддержания юных дарований в сфере изящных искусств и, наконец, четвертый приобрел по случаю хоккейный клуб в Канаде и с головой погрузился в чарующий мир большого спорта. Два раза в год все они собираются на заседание совета учредителей, чтобы узнать, на сколько же стали богаче и, окрыленные услышанным, возвращаются к прежней жизни. Крупина они почитают за бога или, по крайней мере, его наместника на Земле. Едва не забыл, друг друга все эти четверо почему-то на дух не переносят. То есть вся эта «Сталь» при всех своих успехах и наворотах очень уязвима. Даже странно, что никто раньше не занялся ей вплотную. Ведь случись что с Петром Николаевичем, оставшиеся побегут, задрав штаны, искать варягов, чтобы правили ими дальше и подсыпали денежку. И...
И тут зазвонил телефон.
– Да.
– Стас, привет.
– Жень, ты где был вчера? Я тебе раз десять на все номера звонил.
– Как где, дома, освобождение праздновал.
– И как отпраздновал?