Я вызвал к себе экипаж противотанковой установки, которая смотрела своими ракетами на деревню.
– Вам особая роль отводится, особенно тебе, товарищ сержант, – обратился я к командиру машины, – сейчас занимаете места в машине и ждете красную ракету.
Я достал из-за голенища сапога ракетницу и показал подчиненным:
– Как только увидите ракету в воздухе, ты, сержант, делаешь пуск вон по тому сараю на возвышенности. – Я показал в бинокль сарай на склоне горы. – Я тебе не приказываю, а прошу – смотри, не проворонь ракету и попади в сарай. От этого будет многое зависеть.
– Товарищ майор, не беспокойтесь – все будет нормально.
Перед школой, куда мы приехали, бурлила огромная толпа.
– Борис Геннадьевич, какие полторы тысячи? Да здесь три тысячи человек, – ужаснулся Кирьянов, а я показал место, куда он должен был поставить машину.
– Ладно, Алексей Иванович, я пошел.
Под взглядами умолкнувшей толпы я снял с себя автомат, подсумки с гранатами и патронами. Одну гранату я сунул в карман, спрыгнул с машины и решительным шагом направился к собравшимся. При моем подходе толпа слегка раздалась, и оттуда выскочил взмокший и разгоряченный Рамзан. Он что-то крикнул, и люди расступились в стороны, освобождая проход к высокому крыльцу школы, где в креслах сидели, положив руки на посохи, пять благообразных стариков в высоких каракулевых папахах.
– Борис Геннадьевич, это наши самые уважаемые люди деревни, и я сейчас вас представлю им. – Рамзан начал, говоря по-чеченски, представлять меня старикам, которые с достоинством протягивали и пожимали руку, внимательно оглядывая меня. Закончив процедуру представления, Рамзан указал мне на свободное кресло и предложил сесть рядом со стариками.
– Рамзан, садиться я не буду: не тот возраст, чтобы сидеть рядом с уважаемыми людьми. Если все собрались, то давай начнем.
Глава администрации кивнул головой:
– Борис Геннадьевич, вы только не обращайте внимания на то, что я сейчас буду говорить с жителями на чеченском языке: я им объясню цели и задачи федеральных войск, представлю вас и в нескольких словах расскажу о ваших требованиях, которые мы обсуждали с вами, а потом я предоставлю слово вам.
Я кивнул головой, соглашаясь с этим сценарием, и Рамзан начал говорить. Неясный гул, который шел от толпы во время знакомства со старейшинами, сразу же смолк, и толпа, придвинувшись ближе к крыльцу, стала внимательно слушать своего представителя. По мере того как Рамзан говорил, в гуще людей сначала возник шепот, шелест голосов, который все более и более стал возрастать, превратившись в грозный гул, а Рамзану пришлось напрячь голос, чтобы перекричать возникший шум. Если присутствующие мужчины лишь сдержанно обменивались впечатлениями и подчеркнуто держали нейтралитет, то женщины что-то визгливо кричали по-чеченски и решительно проталкивались вперед, вскоре заполонив все пространство перед крыльцом, оттеснив в сторону мужчин. Теперь между мной и разъяренными женщинами стоял только Рамзан, красный от гнева; он продолжал кричать, пытаясь усмирить этих фурий, но постепенно под натиском женщин отступал вверх ко мне.
Со стороны, может быть, я казался внешне спокойным, внимательно поглядывающим на происходящее, но внутри меня шла лихорадочная работа мысли в поисках выхода из создавшегося положения. Не было сомнения, что данную ситуацию спровоцировали подговоренные, может быть, подкупленные боевиками жители деревни, негативно настроенные к русским. И если сейчас решительно не прекратить истерию среди женщин, то мне живым не выбраться с митинга. Острой жалостью промелькнула мысль о сданном в марте на склад пистолете: сейчас его можно было бы выхватить из кобуры и разрядить обойму в воздух, тем самым охладить пыл этих дьяволиц. Можно, конечно, запустить вверх красную ракету, но я ее хотел использовать для других целей. Я еще раз оглядел колыхающееся море голов и свой БРДМ, где суетился Карпук, а Кирьянов нагнулся в люк и что-то туда кричал. Потом он и Карпук мигом перебрались за башню, которая быстро крутанулась в сторону толпы, пулеметы немного приподнялись вверх, и воздух расколола оглушающая очередь из КПВТ. Толпа как бы присела и смолкла, над площадью повисла тяжелая тишина, а женщины сразу же отхлынули от крыльца. Головы всех, как по команде, повернулись в сторону БРДМ. Кирьянов и Карпук поднялись из-за башни и, демонстративно поправляя автоматы, снова уселись перед башней, как бы говоря, что стрельбы больше не будет.
Незаметно переведя дух, я повернулся к Рамзану, который стоял за спинами стариков, спокойно наблюдавших за происходящим.
– Рамзан, из-за чего такой шум?
Глава администрации успокаивающе махнул мне рукой и в течение двадцати секунд быстро переговорил со стариками, потом подошел ко мне:
– Люди возмущены тем, что они ограблены. У многих дома вычищены подчистую, и им даже не на чем приготовить пищу. Возмущены, что к этому во многом причастны федеральные войска. Ну, а вы представитель этих федеральных сил, вот они и высказывали свое возмущение в ваш адрес.
– Ничего себе высказали возмущение: еще немного, и нас бы с тобой растерзали. Давай объявляй, что слово предоставляется коменданту.
Рамзан вышел вперед и по-чеченски хрипло прокричал несколько слов, одно из которых было «комендант».
Я встал на край крыльца и обвел сотни обращенных ко мне лиц. Толпа была спокойна, как будто и не было моря страстей пару минут назад. Женщины прятали свои лица и глаза под платками, опасливо оборачиваясь в сторону БРДМ, а мужчины смотрели прямо на меня, не скрывая в основном своих недружелюбных взглядов. Правильно говорят: «Чеченцы понимают только сильного» – вот с позиции сильного я и буду с ними разговаривать.
– Я назначен к вам комендантом, но это не значит, что я теперь буду решать ваши проблемы: искать пропавших коров, разбираться с водой, доставкой продуктов, заниматься больными, мирить поссорившихся. Для этого у вас есть глава администрации и уважаемые жители деревни, – я показал рукой на Рамзана и стариков. – У меня и у моего подразделения, которое находится у входа в деревню и вон там в лесу, другая задача. Я отвечаю за безопасность передвижения подразделений федеральных сил в районе: от перекрестка дорог Старые Атаги – Алхазурово и до туберкулезного диспансера. В этот район входит и Лаха-Варанды. Я знаю, что в трех километрах отсюда в Алхазурово стоит отряд боевиков в двести человек, вон там на горе, – я показал рукой на вершину горы, – позиции боевиков, которые наши подразделения пока не могут взять, но все равно возьмут. Добьем артиллерией и возьмем. Пионерский лагерь рядом с деревней тоже контролируется боевиками: у меня просто сейчас нет сил его зачистить. Но я четко вижу, что по моим солдатам стреляют именно из пионерского лагеря, а не из деревни. В противном случае я с вами разговаривал бы совершенно по-другому. Я знаю, что сегодня ночью из Алхазурово в деревню приходили боевики и склоняли вас на провокацию во время проведения митинга, даже знаю, к кому приходили, – последние слова я кинул в толпу наобум, лишь предполагая, замолчал и повернулся к Рамзану. Но тот только развел руками: типа, а что я могу с этим поделать…