Пока Грегоркин накрывал на стол, я огляделся и с удивлением увидел среди спящих солдат так же мирно спящего Севрюгина. Спал он в каске и в бронежилете, крепко сжимая в руках оружие.
– Ну, как он тут? – Я кивнул на спящего офицера.
Грегоркин с досадой махнул рукой и стал наливать в кружки вино:
– Боря, лучше не спрашивай. Если бы не его дебилизм и трусливость, я бы уже ехал домой на поезде и слушал, как стучат колеса, а теперь торчу здесь и должен еще этого бестолкового майора обучать. Как только начинаются обстрелы или только предпосылки к ним, все, его нет – бросает батарею и убегает прятаться. Заколебал он меня. Вот, смотри, спит как сурок и до лампочки ему, что офицер из-за него здесь торчит.
Комбат первой минометной чокнулся со мной и махом вылил вино в рот, я отпил немного и поставил кружку на стол. А Грегоркин налил себе еще вина в кружку, потом мотнул головой на Севрюгина:
– Ну что, пригласим его?
Я махнул рукой: типа, мне все равно, и Грегоркин сильно пнул ногой лежащего в бок. Николай Севрюгин резко вскинулся и, сидя на матрасе, красными от сна глазами оглядел нас, стол и палатку. Командир батареи мотнул приглашающе головой к столу, и Севрюгин, беззаботно зевнув во весь рот, снял каску с головы. Я с любопытством наблюдал за своим бывшим заменщиком и все больше удивлялся. Стояла жара, волосы под каской были мокрыми, а под бронежилетом был еще свитер. Когда он стянул и его, я даже рот разинул от удивления. На голой потной груди на толстой железной цепочке висела огромная латунная икона.
– Николай, это откуда у тебя? – Я присел перед ним и стал рассматривать икону, явно старинной работы.
Севрюгин застеснялся, но потом ответил:
– Это мне жена своими руками повесила икону на вокзале от пули.
– На фига ты тогда бронежилет таскаешь?
…Через час я уехал, довольный общением с товарищем, а под вечер решил съездить с проверкой во второй и третий взводы. Обычно я ездил днем, а тут решил уже практически в сумерки. Пообщавшись с командирами взводов и выпив с солдатами чаю, я выбрался уже в темноте к забору на наблюдательный пункт взводов и затаился, наблюдая за противоположной стороной огорода, где были чеченцы. Они, кстати, и не скрывались особо: периодически до нас доносилась гортанная чеченская речь. Причем находились они метрах в ста, не дальше. Я уже собрался отойти к палаткам взводов и уехать к себе, как из домов, черневших в темноте в двухстах метрах от нас на окраине деревни, сорвались светлячки трассирующих пуль и пронизали кустарник вокруг нас. Вторая очередь пронеслась над нами и ушла к палаткам. Определив место, откуда шли очереди, я не скрываясь ломанулся через кусты к взводам. У палаток стояла легкая суматоха, но все были целы. Я выбежал на дорогу и, вскочив на подножку «Урала», скомандовал Субанову, который был за рулем:
– Гони к деревне, духи обстреляли нас.
«Урал» заревел и, набирая скорость, полетел к мечети, где был свободный заезд в деревню. Второй солдат, сидевший в кабине, открыл на ходу дверцу и тоже перебрался на подножку, держа наготове оружие. У кладбища свернули влево, немного в горку и выскочили к хлипкой баррикаде, осветив ее в упор фарами. В ярких потоках света за деревянной баррикадой заметались до десятка деревенских мужиков, вооруженных дубинами, назначенных на ночное дежурство у входа в деревню.
Я дал очередь из автомата в воздух и крикнул водителю:
– Дави, Субанов, эту баррикаду. – И тут же заорал чеченцам: – Где Рамзан? Рамзана ко мне.
Автомобиль врезался в препятствие, легко перескочил через остатки заграждения и повернул по моей команде влево, мимо школы. Впереди машины в свете фар, как зайцы, бежала толпа мужиков, а «Урал», ревя двигателем, подпирал спины бегущих. Страх перед непонятными действиями коменданта, периодические очереди из автоматов над головами – все это вносило страх и панику в ряды караульщиков и активно гнало их впереди меня.
Машина вместе с толпой деревенских выскочила на окраинную улицу, и чеченцы свернули в сторону, а мы с солдатом соскочили с подножек, Субанов за нами. С ходу атаковали недостроенный дом, откуда по нам велся огонь. Водитель и солдат открыли огонь по окнам, прикрывая меня, а я подскочил к стене дома и, не останавливаясь, метнул внутрь две гранаты одну за другой. Третью, отскочив от стены, метнул в незакрытое отверстие чердака. Ворвавшись в дом, мы в быстром темпе прочесали все помещения, но ни следов стреляющего, ни гильз не обнаружили.
На улице, куда мы вышли, меня встретил испуганный Рамзан.
– Рамзан, – налетел я на главу администрации, – с этой улицы и вот из этого дома пять минут тому назад обстреляли мой блокпост и меня. Ты что-то слышал или видел?
– Борис Геннадьевич, никто отсюда не стрелял, по крайней мере я ничего не слышал и не видел. А я вот здесь живу, – Рамзан показал на дом по соседству с тем, откуда велся огонь.
– Рамзан, ты что, меня за дурака принимаешь? Я своими глазами видел, как отсюда вылетели две автоматные очереди. Так что ты мне не крути, а то я тебя сейчас арестую за пособничество боевикам. – Я поглядел на толпившихся недалеко мужиков и заорал на них: – А ну, быстро прочесать улицу, Субанов, Козлов, проконтролировать.
Солдаты, дав по очереди в воздух, погнали вдоль улицы чеченцев, которые по мере продвижения исчезали во дворах. Я уже более спокойно стал разговаривать с Рамзаном, а тот продолжал доказывать, что никакой стрельбы с его улицы не было.
Через десять минут вернулись Субанов с Козловым и доложили, что никого не обнаружили. Чеченцы было столпились недалеко от нас, но я их прогнал караулить разбитую баррикаду.
– Ну что, Рамзан, остался единственный дом, который мы еще не осмотрели – это твой. Пошли.
Оставив у машины Козлова для охраны и прикрытия со стороны улицы, я и Субанов настороженно зашли во двор, а затем в течение десяти минут осмотрели дом и дворовые постройки. В доме, кроме жены Рамзана, никого не было. Закончив осмотр, мы остановились во дворе, а Рамзан, облегченно переведя дух, уже спокойно пригласил меня в дом попить чаю. Я согласился, но предложил расположиться на веранде, откуда хорошо просматривался двор, все постройки и подходы как к дому, так и ко двору. Субанова отослал к машине и шепотом приказал ему бдительности не терять. Сам же сел на веранде так, что со спины подойти было невозможно, все-таки у меня было подозрение, что стрелявший мог прятаться в доме у Рамзана. Я уже давно не верил чеченцам и вообще мусульманам. Слишком часто они призывают в свидетели Аллаха, но, как сведущие люди мне объяснили, у правоверных даже старики не считают грехом обман неверного.
Жена чеченца быстро накрыла на стол, Рамзан часть закуски отослал с женой моим солдатам, и мы начали пить чай. Я больше молчал, в основном говорил Рамзан: о своей жизни, о жизни деревни после того, как федералы разберутся с боевиками, и о многом другом.
Я просидел у Рамзана до двенадцати часов ночи и, ничего не дождавшись, уехал к себе. На блокпосту царила суматоха, которая прервалась с моим появлением, вызвав общий вздох облегчения.