– А ты недурна, детка! Достоинств у тебя ровно столько, сколько нужно, чтобы не стать пороком. Напоминаешь мне твою бабку, когда я впервые встретил ее. Это тоже было у реки. Или озера? Но неважно, quod non est in actis, non est in mundo! [6] Признаться, детали уже ускользают, но я абсолютно уверен, что это был водоем. Где бы еще я мог подкарауливать ее в кустах с большим мешком? – ностальгически произнесла медаль.
Таня подняла брови. Как обнаружилось, медаль явно была мужского рода. Возможно, в дальнейшем правильнее будет рассматривать ее как талисман или на худой конец медальон.
– Подкарауливал? – переспросила она.
– Разве я сказал «подкарауливал»? Это я неточно выразился. Разумеется, это была стратегическая засада с целью предварительного и многостороннего изучения объекта воздыханий, – поспешно поправился медальон.
– Зачем?
– Как зачем? Я, как честный человек, собирался украсть себе жену, не нервируя ее заранее докучливыми признаниями. Был такой хороший народный обычай, очень упрощающий процедуру знакомства. Куда лучше, чем бежать следом и канючить: «Девушка, умоляю, по какому адресу посылать к вам купидончиков? Разрешите мне понадоедать вам своими ухаживаниями лет так пять или десять!» А…а…а! Что ты делаешь? Я же не умею плавать!
Медальон булькнул и умолк. Набравшись смелости, Таня по шею погрузилась в реку. Сквозь воду тело казалось коричневатым – река где-то размывала торфяник. Камни были скользкими. В ту секунду, когда Таня, неосторожно шагнув, провалилась ногой между камнями, обжигающая молния скользнула рядом с ее головой и, зашипев, ударила в воду. Вода заклубилась паром и на краткий миг даже вспыхнула, но тотчас сильное течение снесло горящее пятно вниз.
Таня увидела на берегу – в том месте, где оставила контрабас и одежду, – приземистого коротконогого карлика со щеками, заросшими до самых глаз, бугристым носом и подбородком, точно вырезанным из древесной коры. Ростом он был с десятилетнего ребенка, но плотен и широкоплеч, как взрослый мужчина. В руках карлик держал пращу, из которой только что вылетел огненный снаряд. Поняв, что промахнулся, он быстро потянулся к сумке. В ладони у него блеснул стеклянный шар, внутри которого полыхал испепеляющий белый огонь.
У Тани возникла слабая надежда, что карла обознался и его целью была вовсе не она, но нет… это самообман. Движения карлы были не суетливыми, но очень дельными. На Таню он смотрел безо всякого выражения – водянистыми, немигающими глазками. Таня поняла, что, если бы не соскользнувшая нога, она была бы уже мертва. Раздетая, безоружная, застигнутая на середине реки, она находилась в нелепом и опасном положении. Но все же у нее были и определенные преимущества. По реке можно плыть гораздо быстрее, чем продираться сквозь заросли по топким берегам.
– Капут нам! О, я бедный! Никто не скажет обо мне: «Multis ille bonis flebilis occidit» [7]! – запаниковал медальон.
Не дожидаясь, пока очередной шар сорвется с пращи, Таня нырнула и, сильно загребая руками, постаралась нашарить струю сильного течения. Вода подхватила ее и понесла. Несколько раз она цеплялась руками за дно. Когда воздух закончился, Таня вынырнула и, уверенная, что карлик уже раскручивает пращу, вновь ушла под воду, поспешно вдохнув воздух. Она уже была у дна, когда река над ее головой порозовела, и Таня поняла, что вода пылает. Значит, огненный шар уже несся к ней, когда она скрылась под водой…
В следующий раз Таня вынырнула за поворотом реки. Теперь ее отделяла от карлы узкая полоска мелколесья, и она смогла перевести дыхание, прежде чем заросли на берегу затрещали. Ее преследователь проявлял просто убийственную настойчивость. Таня вновь нырнула. Разумеется, сразу раскрутить пращу он не сможет, но лучше, если он вообще не будет знать, где она в этот момент находится.
Опасность заставляла ее соображать, не мешкая. Ее преследователь настроен очень решительно, и он не отступит. Он уверен, что она будет плыть по течению. Вскоре река перестанет петлять и станет шире. Течение замедлится, берег станет ровнее, и где-нибудь у болотца карлик с пылающими шарами настигнет ее. На крутой противоположный берег ей быстро не выбраться. Да и на суше шары карлы куда опаснее. Сейчас он может метать шары, только когда голова ее появляется на поверхности, а на берегу все ее тело, мелькающее между ветками, станет прекрасной мишенью. Все это Таня просчитала в считаные секунды, не успев даже вынырнуть для очередного вдоха.
Единственный шанс на спасение состоял в том, чтобы перехитрить преследователя, – пропустить его вперед, самой затаившись у берега, пока река еще петляла. Правда, если карлик заметит ее, ускользнуть она уже не успеет: с малого расстояния он не промахнется.
Вынырнув в следующий раз, она отыскала глазами место, подходившее для того, чтобы спрятаться. Это было упавшее дерево, лежавшее на треть в воде. Несколькими сильными гребками Таня подплыла к нему и прижалась к стволу. Она слышала, как гудит вода в притопленных ветвях. По бугристой, с белыми точками грибка коре деловито двигался большой жук. Не представляя, видно, формы бревна и не задумываясь о дробном мире, он часто опасно приближался к воде. Таня загадала, что если жук доползет до берега невредимым и не сорвется, то и она спасется… Если же нет…
Затрещали кусты. Не рискуя выглядывать, чтобы не выдать себя, Таня еще глубже ушла под воду, так что теперь на поверхности оставались только ее макушка и ноздри. Она ждала. Казалось, время бесконечно растянулось. Зная, что теперь не сможет нормально следить за его ходом, Таня заставила себя считать про себя… «Раз… два… три… четыре… ну когда же он появится?.. шесть…»
Жук обогнул ствол и пропал с той, другой, недоступной для Тани стороны – и невозможно было сказать, сорвался он в воду или нет… Похоже, дерево все же вызвало у карлы сомнения или же плеск воды, когда она подплывала к бревну, достиг-таки его ушей. С берега он вгляделся в переплетение ветвей и гнилой ствол и собрался разрешить свои сомнения простым метанием в дерево зажигающего шара, но тут где-то в лесу, совсем близко от берега, хрустнул сук и ябеднически вспорхнула птичья стайка.
Карлику это не понравилось. Он решил, что Таня вышла на берег ниже по течению и теперь пытается ускользнуть. Он кинулся сквозь чащу. В руке у него сам собой возник узкий стилет с лезвием, походившим на голубоватый, то укорачивающийся, то удлиняющийся луч света.