Но только не я. Последняя неделя заставила меня посмотреть на эту проблему более пристально. Особенно после общения с Георгием Кузьмичом. Несомненно, старики в черном были долгожителями. Но как они узнали о смерти Африкана (видимо, их друга или доброго товарища) и о времени его похорон? Я невольно посмотрел на небо и удивился еще больше. Вороны исчезли! Неужто птицы указали этим таинственным дедам, где и когда состоится погребение, и удалились, словно по приказу?
Нет-нет, это, конечно, бред сивой кобылы! Такого не могло быть в принципе. Это невозможно. Все мировые тайны имеют свое, приземленное, объяснение. В том числе и моя, связанная с воронами. И никакой мистики. А тем более фантастики, которую впаривают легковерным обывателям за чистую монету. И ведь люди верят! Человеческая глупость неистребима и вечна.
Постояв немного над гробом Африкана, старики в черном быстро покинули кладбище, не удостоив никого даже словечком. И только один из них метнул в меня взгляд, который просвистел над моей головой как пушечное ядро. Наверное, он сильно удивился, что не попал, о чем мне подсказал его озадаченный вид. Этот эпизод длился лишь мгновение, однако для меня он растянулся на несколько минут. Я словно прочитал послание старика, но вот смысл его понять мне не удалось. Создавалось впечатление, будто я знаю буквы чужого алфавита и даже могу прочитать написанное, однако мой словарный запас слишком скуден.
И тут я почувствовал на груди жжение. Будто за пазуху мне упал уголек. Я рванул рубаху, наклонился вперед — и почувствовал облегчение. Из-за пазухи выскользнул медальон и повис, раскачиваясь, словно маятник старинных настенных часов. Я взял его в руку и едва не выпустил. Медальон показался мне горячим! Ни фига себе! Что это за номера?!
Я выполнил пожелание Пехи — определил подаренное им «заколдованное» перышко неведомой птицы в медальон. Это вышло совершенно случайно. Сначала я наткнулся на перышко в продовольственном супермаркете, доставая деньги, — оно лежало в портмоне. А затем мне по дороге попался на глаза антикварный магазин. Я решительно нажал на тормоза, толкнул зеркальную дверь и через пять минут вышел с серебряным медальоном, как уверял меня продавец, восемнадцатого века. Он был примитивен и неказист, наверное, поэтому недорого стоил, чем я и соблазнился.
Но что это с ним? С озадаченным видом я открыл крышечку медальона, на которой были изображены какие-то таинственные знаки, и увидел, что перышко на месте. Тем и успокоился, потому что началась финальная часть — помещение гроба в усыпальницу. Медальон я вернул на место, потому как он был не горячим, а всего лишь теплым — как мое тело.
Я решил, что все это мне почудилось. Ну не могла миниатюрная вещица так сильно разогреться без видимых причин. Из курса физики я знал, что человека всегда и везде окружает статическое электричество, но не до такой же степени.
Все дальнейшее прошло, как и должно, на высоком уровне. Маруська сияла. Благодаря мне — вернее, усопшему Африкану — она за считаные часы сняла месячную выручку. Кроме старушек-соседок, поминать Африкана заявились и местные забулдыги во главе с Чириком. Этот клиент никогда не упустит такой праздник души.
К сожалению, выгнать их я не мог — поминальная традиция не позволяла. Но они, на удивление, вели себя тихо и скромно, правда, пили и ели каждый за троих. Про запас. В конечном итоге изрядно захмелевший Чирик даже произнес проникновенную речь, в которой достаточно складно возносил достоинства Африкана до небес.
Когда все разошлись, а Маруська прибралась, я попросил сварить мне кофе покрепче. Она закрыла свое заведение на замок, и мы в полной тишине наслаждались покоем и ароматом настоящего йеменского мокко. Где доставала его Маруська, она не говорила даже мне. Йеменский кофе выращивается в небольших количествах, и купить настоящий мокко, а не смесь разных сортов, можно лишь в самом Йемене. Наверное, Маруська захомутала в качестве поставщика кофе какого-нибудь студента-йеменца. Они учились в нашем медицинском университете.
— Как поживает Анастасия Спиридоновна? — спросил я лишь бы что-то сказать, потому как Маруська пребывала в странной задумчивости, наверное мысленно подсчитывала барыши.
— Неважно, — ответила Маруська.
— А что такое?
— Заболела сильно.
— Так пусть сама себя полечит.
— Она лечится… разными травками. Да толку с того… Болезнь у нее другого рода. Душевная.
Тут Маруська выразительно посмотрела на меня и опустила глаза на скатерть.
— Ты на что намекаешь, подруга? — Я недобро прищурился.
— А что тут намекать? В аккурат после твоего посещения она и слегла.
— Между прочим, это твоя идея — сходить к знахарке!
— Моя. Ну и что? Кто ж знал, что ты такой… такой… — Маруська не нашла нужных слов и умолкла.
— Нечистый. Не так ли? «А вдоль дороги мертвые с косами стоят…» — вспомнил я фразу из любимого фильма моего детства. — Ты говори, да не заговаривайся. Уверен, что у старушки крыша едет совсем по другой причине. Она-то что сама говорит?
— Ничего не говорит. Молчит. И молится.
— Уж не за меня ли? — спросил я с ехидцей.
— За всех нас, — строго ответила Маруська.
— Ну, тогда я за человечество спокоен.
— Да ну тебя! — разозлилась Маруська. — Все, выметайся отсель! У меня еще работы полно. Немытой посуды гора…
— Понял, линяю…
Я церемонно раскланялся и вышел на улицу.
Хмель от выпитого на поминках спиртного, который до сих пор таился где-то в закоулках моего организма, вдруг со страшной силой ударил меня по мозгам, да так, что я даже пошатнулся. Почти сразу же машина — черный «линкольн» — так резко затормозила возле меня, что я даже не успел на нее среагировать. Все-таки хмель сказывается на реакциях. Едва я вознамерился высказать водителю все, что о нем думаю, — чуть не сбил меня, собака! — как из машины выскочили два лба и меня бесцеремонно воткнули на заднее сиденье, да так быстро и ловко, что никто из прохожих не обратил на это маленькое происшествие никакого внимания.
— Мужики, вы чё?! — проблеял я в диком удивлении и даже попытался трепыхнуться.
Но меня зажали с двух сторон, словно клещами, два глыбастых молодца с железными мышцами, и продолжение фразы у меня не получилось, я лишь сдавленно промычал.
— Сиди тихо, падла! — внушительно сказал тот, что находился справа, и надел на меня наручники.
А второй, с левой стороны, чем-то больно ткнул под ребра. Впрочем, я быстро догадался, что это пистолет. Вот тебе, бабушка, и Юрьев день… Приехали. Видно, не придется мне попользоваться милостями Африкана. А жаль. Я уже и планы построил, и даже в суматохе похорон нашел время позвонить в турбюро, чтобы заказать путевку на Кипр — на что-то более интересное у меня не хватило фантазии.
«Линкольн» набрал скорость, и вскоре мы оказались за городом. В салоне царила тишина. Я обмяк, изображая растерянность и отчаяние, и караулившие меня «быки» расслабились, хотя наблюдали за мной зорко. Тем не менее я почувствовал себя более свободно, несмотря на скованные «браслетами» руки.