Венок для мертвой Офелии | Страница: 16

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Я задумалась. От Варьки я бы не отказалась. Я бы хотела ее в дочери. А вот Ася… Странно, но быть матерью Аси мне почему-то не хотелось. Нет, она была хорошая. Милая, талантливая девочка. Но Варька была открыта. А Ася… В ней и в детстве была эта закрытость, как будто она не хотела говорить с окружающими, открываться им, и… Как будто у нее там, внутри, было какое-то темное пятно. Небольшое, но она очень не хотела, чтобы его обнаружили.

– Варьку я бы хотела, – сказала я. – А Асю… Вряд ли.

– Почему? – удивилась и слегка обеспокоилась Ольга.

– Потому что Аська похожа на девушку из Пролива Коварства, – сказала Варька.

– Чего? – удивилась я.

– Глупые. Это индейская легенда, – засмеялась Варька.

– Мне вчера уже притчу рассказывали, – сказала я. – Странные вы, девочки. Легенды любите. И всякие притчи.

– Обычное дело, хорошо, что попсу не слушаем, – иронично хмыкнула Варька. – Так рассказать?

– Не надо, – отказалась я.

Варька, твердо решив, что ей плевать на мое нежелание слушать, все-таки начала. И к слову-то, эта легенда оказалась пророческой. Впрочем, как и Аськина притча. Но разве человек понимает сразу, что иногда ему даются подсказки и предупреждения, тайные знаки, которые стоит поучиться разгадывать?

Собственно, вот она, эта легенда.


В давно минувшие времена индейцы-самиши жили возле узкого пролива, который теперь называют Проливом Коварства. Большую часть пищи для себя они находили в море, где было много раковин, крабов, моллюсков и лососей.

И вот как-то на берегу несколько девушек собирали раковины. Среди них была одна красивая девушка. И вот когда раковина выскользнула у этой девушки из руки, она пошла за ней в воду. Снова и снова раковина выскальзывала у нее из руки, и она все дальше и дальше шла за ней в воду, пока не вошла по пояс.

И тут она почувствовала, что кто-то держит ее за руку своей рукой. Девушка вскрикнула от страха, но голос из воды нежно сказал ей:

– Не бойся. Я не причиню тебе вреда. Я только хочу полюбоваться твоей красотой.

А потом говоривший отпустил ее руку, и она пошла домой. И потом опять и опять с ней случалось то же. Ее тянуло к морю, а когда она заходила в воду, невидимая рука брала ее за руку и голос из воды говорил ей нежные слова. Голос рассказал ей о прекрасном мире на дне моря, о красивых растениях и разноцветных рыбах, которых никогда не увидишь с земли. И с каждым разом рука все дольше держала ее руку и все дольше звучал нежный голос.

А однажды из воды показался юноша. Он отправился вместе с ней к ее отцу и попросил разрешения жениться на ней.

– О нет, – сказал отец, – дочь моя не может жить в море.

Юноша рассказал отцу, как прекрасен мир на дне моря, но отец не согласился на брак.

– Вы пожалеете об этом, – сказал юноша. – Если дочь ваша не может стать моею женой, я сделаю так, чтобы народ ваш не смог добывать пищу из моря. И вы будете голодать.

Но отец все же не разрешил дочери выйти замуж за юношу.

А вскоре начали исчезать раковины. И стало меньше лососей. А реки, что текли в соленое море, стали пересыхать. И люди больше не могли ловить пресноводную рыбу. А вскоре пересохли ручьи, и у людей не осталось воды для питья.

И тогда девушка пошла к берегу и вошла в воду. И здесь она стала звать юношу.

– Дай моему народу пищи, – попросила она. – И дай ему воды для питья.

– Нет, пока отец твой не разрешит тебе выйти за меня замуж, – ответил ей морской юноша, – пока ты не станешь моей женой, в водах не будет вдоволь пищи.

И чтобы спасти народ, умиравший от голода и от жажды, отец ее уступил. И только одного просил он у юноши моря:

– разреши моей дочери приходить к нам раз в год. Чтоб мы видели, счастлива ли она в браке с тобой.

Юноша охотно согласился на это, и девушка пошла вслед за ним в воды пролива. А люди на берегу следили за ней, пока она не скрылась в водах пролива. Последними они видели ее длинные волосы, плававшие на поверхности вод.

И вскоре вода возвратилась в реки. И раковины и лососи стали возвращаться в море. И народ самиш снова стал сытым. Верный своему обещанию, юноша моря разрешал своей жене раз в год приходить к своему народу. Четыре раза она приходила к ним, четыре года. И каждый раз перед ее приходом у них становилось рыбы больше, чем бывало когда-нибудь.

И каждый раз люди замечали в ней перемены. В первый раз увидели они, что ракушки начинают расти у нее на руках, а потом – на плечах. А в последний раз увидели они ракушки на ее прекрасном лице и заметили, что она недовольна тем, что ей пришлось выйти из моря. И холодным ветром веяло от нее, когда она шла между ними.

И люди посовещались между собой и сказали ей осторожно:

– Мы возвращаем твоему мужу его обещание. Если тебе не хочется выходить из моря, то не нужно навещать нас каждый год. Не приходи, пока не захочешь сама.

И женщина больше не выходила из вод. Но она всегда охраняла свой народ. И всегда было много пищи в море и много чистой воды в ручьях и реках. И народ понимал, что это она заботится о нем. А когда волны прилива и отлива проходят через Пролив Коварства, люди видят, как ее длинные волосы полощутся на воде. И они знают, что это дева моря следит за ними.


Ах, знать бы нам, что скоро и тихое Лопатниково можно будет назвать Селением Коварства…


Поднимались мы с некоторым трудом, поскольку для располневшей Ольги это было тяжеловато. Она останавливалась в каждом пролете, чтобы отдышаться, а мне приходилось ее ждать.

– Вот ты, Тань, спортивная, – сказала Ольга. – А я совсем стала квашня…

– Ты не квашня, – успокоила я подругу. – Просто вам не надо тут по лестницам бегать, а для нас это привычно.

– Тань, не успокаивай, – вздохнула Ольга. – Тут ведь можно вон по лугам… по полям… Вместо зарядочки-то…

Я не стала ее разубеждать, хотя собиралась вроде побродить по этим полям-лугам для поддержания нужной спортивной формы, однако свежий воздух и некоторая разлитая в воздухе нега совсем не способствовали физическим нагрузкам и спортивной ходьбе. Так что я вполне понимала Ольгу. В самом-то деле – зачем она нужна, форма эта спортивная?

Мы поднялись на нужный этаж. Торкнулись в дверь гримерки. Она была открыта. Мы вошли. Гримерка была пуста.

– Ась, – позвала я, оглядываясь.

Почему-то мне стало не по себе – отозвались мои воспоминания: вот так, бывалоча, зайдешь в пустую комнату, а из шкафа на тебя труп хозяина падает или просто лежит несчастный хозяин, бессмысленно в потолок остекленевшими глазами смотрит – и все. Такое вот «Здравствуй, Таня».

Словно в ответ на мои мысли, тихо шевельнулась занавеска… слегка, и я почувствовала себя почему-то героиней какого-нибудь фильма Хичкока. По моей спине пробежал нервный, неприятный холодок. Я оглянулась, пытаясь понять, что заставило Аську покинуть свое убежище, почему она сначала заперлась от матери, а потом пропала в неизвестном направлении, оставив дверь открытой?