В это время на экране Дэвид росси рассказывал про особенности профайлинга, а я пила молоко. «Мы видим, что, унижая жертву, убийца пытался тем самым повысить собственный уровень самооценки», – сообщил росси, и на экране появились фотографии убиенных, надо сказать, очень реальные и страшные. Варькин взгляд стал более пристальным, а Оля вскрикнула:
– Варя, это ж кошмар какой… Тебе рано такое смотреть!
– А в жизни этого разве не бывает? – осведомилась Варька. – Типа я буду по твоим планам жить в каком-то волшебном мире, где вокруг – светлые и радостные люди, творящие исключительно добро?
– Мало ли там чего бывает, – проворчала Ольга. – Там, вон, гей-парады устраивают, в жизни этой, и что? Зачем всякие гадости смотреть?
– Мама! – строго прикрикнула на нее Варька. – Это никакой не гей-парад! И в моей жизни никаких парадов не будет. А это… Это очень хороший сериал. Он интересный.
Ольга беспомощно посмотрела на меня, ища поддержки.
– Хороший, – подтвердила я, обманув ее ожидания, но тут же пошла на попятный. – Но не для девочек твоего возраста. Тебе это смотреть не стоит…
– Почему? – завопила Варька. – Вот почему, а? Там что, голых показывают?
– Ой, лучше бы ты мелодрамы смотрела, – вздохнула Ольга.
– В мелодрамах ваших как раз голых и показывают, – проворчала Варька. – А тут – нет. Тут все очень пристойно и нравственно. Голые у них только трупы, и то стыдливо прикрытые простыночками.
– Варь, – я прекрасно знала, что вразумить ребенка невозможно, сама была такой же, – ты понимаешь, что подобное, к счастью, случается редко? Зачем тебе это? Зачем смотреть на такие вещи, на жестокость? Ты собираешься стать следователем? Или профайлером?
– Судмедэкспертом, – проворчала Варька. – И не мешайте мне смотреть… Если вы такие нервные, то идите, вон, под вишней позавтракайте… А я буду этот сериал смотреть. Мне нужно!
Спорить с ней было бесполезно. Она гордо отвернулась от нас, всем своим видом показывая, что мы две курицы, мешающие ей образовываться и готовиться к своей многотрудной будущей жизни. Мы переглянулись. Ольга вздохнула. Я развела руками. Варька напрягла спину – я поняла, что она угадывает наши движения или подсматривает и что я в ее глазах теперь просто жалкая предательница.
– Вот что с ней поделать, – пробормотала Ольга. – Она помешалась, Тань, на этой всей криминалистике, судмедэкспертизе и профайлинге…
– Пройдет, – сказала я. – У меня было то же самое в ее возрасте. Я брала у папы книги и читала их, несмотря на его запреты.
– И что? – спросила Ольга. – Ты и пошла потом по этим стопам… Не на филфак же ты двинула изучать Эразма роттердамского.
– Нет, – засмеялась я. – Там уже ты была. Но я-то пошла вообще-то не на судмеда учиться. А на следователя.
– А что, хрен редьки слаще, что ли? – хмыкнула Ольга. – Все одно – поближе к преступному миру.
– Оль, но что же поделаешь, я тогда была романтичной. Мечтала побороть преступность в одну харю, но – я ж потом в частные детективы ушла, сама же знаешь, что там только мужья обманутые! Так что это проходит!
Продолжать спор я не стала. Потому что я же и пошла по этой дорожке в свое время, она абсолютно права. Это как отрава. Как говаривал мой папочка – хорошо, что пошла по нужной стороне, могла бы и по другой пойти… По противоположной. Тем паче – уж чего-чего, а духа авантюризма мне было не занимать. И если бы я не стала сыщицей, то кто меня знает… Мне вот больше, чем «Мыслить как преступник», сериал «Виртуозы» нравится. Ах, какие они там аферы проворачивают! Блеск! Посмотришь – и думаешь, а не провернуть ли тоже что-нибудь этакое? Так что Ольгу мне успокоить было нечем. Судя по всему, Варька точно рванет учиться в Тарасов, и именно в судмеды… Потому что – не фига убивать людей! Жажда справедливости – это как отравление. Отравился – и все.
Не проходит такое. По себе знаю… Поэтому Ольге я могла только посочувствовать. Ей предстоит нелегкая судьба. Дочь будет вечно на работе. разговоры она будет вести очень специфичные. И ночные звонки станут постоянной реальностью их жизни. И дай бог, чтобы не было ранений. риска. Потому что от этого – уж точно страховки нет.
– Оль, ну, может быть, она захочет наукой заняться. Чистой. Знаешь, например, она станет криминалистом-биологом. Они ж на происшествия редко выезжают. В основном чисто лабораторная работа…
– Да ты что, не видишь? Она – будет в лаборатории сидеть? Моя дочь? – Ольга рассмеялась.
– А что такого-то?
– Ничего, Тань! Я не удивлюсь, если она в какой-нибудь ОМОН пойдет. Или – еще куда.
– Не пойду, мне это неинтересно, – успокоила мать Варька.
– Да, конечно, зато будешь маньяков ловить, куда интереснее…
Ольга с расстройства плюхнула последний изготовленный блин так, словно это были и Варька, и неведомый маньяк.
– Черт знает что, а не ребенок растет, – проворчала она.
– Оль, хороший же ребенок, – возразила я. – Умненький. О всяких глупостях не думает. По улицам в поисках приключений не шастает. Ну чего ты?
– Да понимаю, Тань, – махнула рукой Ольга. – Просто боюсь я за нее… Очень боюсь. Не дай бог, что с ней случится, не переживу я… А профессия у вас – сама знаешь. Опасная.
Варька на нас уже внимания не обращала. Она достала какую-то тетрадку и начала записывать туда что-то. Мы ее совершенно не интересовали.
– Тань, я все думаю – может, она в писательницы пойдет? Или сценаристкой станет? Лишь бы не этим… судмедэкспертом!
– Может быть, – кивнула я. – Но писать-то она будет одни детективы и триллеры.
– Все равно, лучше пусть пишет, чем с этими трупами убитыми целыми сутками торчать…
Я хотела ее поправить, что не «убитыми трупами», а «трупами убитых», но моя подружка уже собрала все на поднос, поставила перед Варькой кружку с молоком и тарелку с блинам и, указав мне подбородком на терраску, пошла к двери. Я пошла за ней. Вслед мне доктор росси сказал:
– Убитая девушка была явно знакома со своим мучителем и доверяла ему настолько, что отправилась с ним в заброшенное место, к берегу реки, где никого не бывает.
Почему-то мне вспомнился мой сон. Берег реки. Птицы. Я – в дурацком платье и дорогих туфлях на шпильках высотою в полметра. И эти отвратительные белые цветы вокруг… Сама не знаю почему, но мне вдруг стало жутко, я остановилась и поежилась.
Откуда-то донесся тихий женский смех. И – так отчетливо – в далеком лесу кукушка отсчитывала год за годом, и я откуда-то знала, что она все врет, а на самом деле – мне не осталось уже даже и часа.
«Фу, Таня, – встряхнулась я, – ты сейчас вообще додумаешься непонятно до чего».
И додумаюсь. Я это знала.
Поэтому я поспешила за Ольгой. И, словно в насмешку, услышала за спиной голос доктора росси: