Может, плюнуть на само существование Джейн Уолтер? Ну была она и что? Почему была, она есть…
Додумать гадость не успеваю, Ларс уловил изменение направления моих мыслей:
— Эй, не отвлекаться! Целуешься со мной, а думаешь о ком‑то другом? Ну‑ка, выкладывай, о ком?
Так я тебе и сказала!
— О Бритт с Томом.
— Они без тебя разберутся. Иди сюда, — Ларс тянет меня на надувной матрас. — Тебе не кажется, что диван нужно купить посолиднее. Хотя… — он критически оглядывает узкое спальное место, — в этом что‑то есть. Тебе будет просто некуда от меня деваться.
— Ларс, мне нельзя, — слабо протестую я, вспоминая требования доктора, похожего на молодого Клуни, исключить физические нагрузки, сауну и секс на месяц.
Но он уже уложил меня на матрас, берется за пуговицы рубашки:
— Я не собираюсь тебя насиловать, дорогая. Но грудь‑то поцеловать можно?
О, я прекрасно знала, что это такое…
— Ларс!
— Молчи. Или нет, говори.
— О чем?
Более дурацкий вопрос задать трудно, но он отвечает:
— О том, что ты меня любишь. — Глаза смотрят в мои глаза. — Любишь?
Голова от этого взгляда кружится.
— Люблю.
— Даже когда я в Лондоне?
У меня взыгрывает:
— В Англии не любишь меня ты.
— Я люблю тебя всегда и везде… — его губы касаются моей шеи, а пальцы снова берутся за пуговицу. — И тут… и вот тут… И хочу тоже.
Я чувствую, как растет его желание и понимаю, что противиться не сможем ни я, ни он. Хочется крикнуть, что мне нельзя. Я вздрагиваю, и рука Ларса, взявшаяся за молнию моих джинсов, замирает. Пару мгновений мы ждем, я его напора, он моего поощрения.
Не дождавшись, Ларс отпускает молнию, встает сам и поднимает меня. Я готова расплакаться, объясняя, что мне действительно нельзя, что это не отказ, а требование врачей. Ларс не виноват, что я таскала здоровенные шкафы, но и я не виновата, что потеряла ребенка.
Он прижимает меня к себе, зарывается лицом в волосы.
— Я подожду, когда позовешь сама… Подожду…
Я готова звать сейчас же, забыв о строгом докторе, мне уже плевать на все, я готова вслух признаться Ларсу, что хочу его. Уже раскрываю рот, но…
Стук в дверь и голос Тома:
— Эй, вы там живы? Есть предложение отметить возвращение в СоФо и наше с Бритт перемирие.
Ларс тихонько смеется, снова целуя меня в висок:
— Я всегда говорил, что в квартире на Эстермальмсгатан лучше. В следующий раз обниматься будем там.
Перемирие — хорошо сказано, иначе не назовешь. Бритт в ответ на это слово фыркает, я понимаю, что до полного мира еще далеко. Но если Тому это действительно нужно, он своего добьется. Остается вопрос, нужно ли это Бритт. Том мне нравится, но что‑то подсказывает, что они с моей подругой так и не поладят. И дело не во вредности или неугомонности Бритт, просто их тянет в разные стороны в том, где должно тянуть в одну.
Мы отметили, хотя я ничего пить не стала, Бритт составила мне компанию, а Ларс объявил, что он за рулем. За рулем был и Том тоже, в результате купленная им бутылка хорошего вина (даже Ларс согласно кивнул, придирчиво разглядев этикетку) так и осталась неоткупоренной.
Вечный мир категорически не желал удаваться. По всем законам жанра мужчины должны были остаться ночевать на наших узких надувных матрасах, но уехали вместе, пожелав нам спокойной ночи.
Прощаясь, Ларс поинтересовался:
— Бритт больше не учится?
— Решила, что с нее вполне хватит уже созданных шедевров.
— А чем намерена заняться?
— Пока познает жизнь и выбирает.
— У тебя завтра есть семинары?
— Конечно, я так отстала, что нужно заниматься день и ночь…
— Ночь не надо, но я мешать не буду. Встретимся послезавтра, завтра хочу съездить на остров, посмотреть, что там. Свена нет, Жан и Мари одни… Не скучай, ладно?
— Мне некогда, сам видишь.
Предстояли два дня относительной свободы, но той самой, которой я вовсе не желала, предпочитая быть в плену серых глаз, властных губ и таких ласковых рук… Зачем мне эта свобода? Мешать он не будет!.. Бритт права, мужики придурки, даже самые умные все равно придурки. Надо же догадаться — «освободить» мне пару дней для занятий! Да я готова университет бросить ради его объятий!
Хорошо, что мои мысли не слышит мама, у нее был бы сердечный приступ или имитация сердечного приступа: «Линн, разве можно так зависеть от мужчины?! Пусть он зависит от тебя!».
Моя любимая бабушка сказала бы иначе:
— Почему ты здесь, а не с ним на острове? Такого мужчину нельзя оставлять одного, даже если остров необитаем, туда немедленно соберется толпа красоток, поверь, они слетаются на красавцев, как мухи на мед. Нет, как акулы на кровь.
Представив, как за Ларсом гонится толпа фигуристых красоток, изо всех сил работающих веслами, чтобы догнать его быстроходную яхту, я даже рассмеялась. Нет уж, я за ним на остров ни кролем, ни даже просто на катере не поплыву, если он мой, то вернется сам.
Но, памятуя о красотках, для себя все же решаю наплевать на запреты эрзац‑Клуни. Это просто заниматься сексом пока нельзя, а любовью с любимым человеком можно.
* * *
Начальник отдела Бергман сокрушенно вздохнул: события приобретали неприятный оборот. Он вызвал в кабинет Мартина Янссона и Дага Вангера, ведущих два дела, внезапно оказавшихся связанными меж собой.
— Подведем итоги того, что нам известно.
Известно оказалось много и ничего одновременно.
Ясно, что Эмма Грюттен и София Иванич одно и то же лицо, хотя предоставленные службой миграции документы оказались в полном порядке. София Иванич и впрямь прибыла из Югославии, но произошло это давно. Оставалось понять, какое отношение имеет Эмма к Софии и как к ней попали документы югославки.
Вангер мрачно заметил:
— Если окажется, что в миграционной службе с этой Софией работали Стринберг или Ларсен, то все хуже, чем кажется.
— Кто такие Стринберг и Ларсен?
— Ох, Мартин, были две такие подруги, на вид скромные, по сути дряни, примечали симпатичных иммигранток, которых можно использовать, вроде помогали, а в действительности просто передавали в банду, снимавшую снафф‑видео.
— Были? А куда делись?
— Обеих повесили.
— Ух ты! Это ваше последнее дело? Я слышал, там гора трупов.
Вангер вздохнул:
— Гора… Сначала повесили этих двух, имитируя неудачное подвешивание БДСМ.