— Что вы можете мне предложить?
— Сейчас вам светит шесть пожизненных сроков без возможности досрочного освобождения, — пояснил он. — Выдайте нам имя того убийцы, и через некоторое время вы сможете сказать комиссии по досрочному освобождению, как сожалеете.
— Это все?
— Это надежда. Шанс, что, возможно, вам удастся выйти на свободу еще при жизни.
Джонсон замолчала. Она думала долго и напряженно, тишина давила на уши. Я даже предположить не могла, что Норма сделает.
Паризи взглянул на часы и отодвинулся от стола. Ножки стула проскрежетали, как тормоза на колесах грузовиков.
— С меня достаточно, лейтенант, — сказал Паризи Джейкоби. — Закругляемся.
— Мой отец, — тихо произнесла Норма.
— Кристофер Росс был одной из жертв, — заметила я. — Он знал убийцу?
— Он был убийцей, — ответила Любимица. — Папа сам говорил мне. Он всех их убил.
Любимица только что сдала своего отца как убийцу богачей в 1982-м. Если ее слова — правда, то ее папочка был серийным убийцей.
И она последовала его примеру, став такой же.
Было ли это правдой?
Или только шаг отчаяния, выдумка, чтобы помочь себе?
Я хотела, чтобы она повторила сказанное, и она повторила.
— Он рассказывал мне, кого убил и почему. Папа ненавидел этих лицемеров, которые подлизывались к нему из-за его богатства. Он любил мою мать, потому что она была настоящей.
Любимица дотронулась до воротника блузки, вытянула из-под нее медальон, трясущимися руками открыла его и протянула Паризи, показывая фотографию Кристофера Росса внутри.
Паризи не отводил глаз. Он просто впиявился в Джонсон своим страшным «вырву-глотку» взглядом и сказал:
— Ваше голословное утверждение ничего не значит. Хотите сделку? Мне нужны доказательства.
Любимица повернулась ко мне, впервые с тех пор как в допросную вошли Джейкоби и Паризи.
— В моей сумочке есть ключи, — сказала она. — Красная сумочка из страусиной кожи. Думаю, я оставила ее на столике в коридоре.
Я кивнула:
— Красная сумка, я найду.
— Там есть медный ключ с округлой головкой, он подходит к замку от моего отделения в хранилище. Хранилище в Бэй, номер камеры — двадцать два. Я там держу все бумаги моего отца. Внутри одной коробки находится папка с надписью «Натараджа».
— Коробка пронумерована? Подписана?
— Должна быть в самом начале. Думаю, во втором или третьем ряду с правой стороны…
Я уже размышляла, как помчусь наверх, чтобы получить ордер на обыск квартиры Джонсон, когда мой мобильник зазвонил. Бренда, наша помощница, прокричала в микрофон:
— Линдси, двое старых знакомых…
Дверь комнаты для допроса распахнулась, и внутрь ворвались два джентльмена.
Билл Табокс, в голубом летнем костюме из индийского льна и бело-красном, в горошек, галстуке, выглядел так, словно забыл свою шляпу в «роллс-ройсе». Фенн имел такую ровную стрижку, что вы могли бы обрезаться об его бакенбарды.
Фенн оглядел комнату, увидел свою клиентку и сказал:
— Норма, замолчите. Мы — ваши адвокаты, а этот допрос закончен.
Я сидела у Конклина в частной палате госпиталя с видом на парковку. Он был бледен, влажные волосы прилипли ко лбу, но заразительная улыбка и выдаваемые напарником шутки стали для меня хорошим знаком.
Я придвинула кресло к его кровати.
— Ты ведь не злишься, верно, Рич?
— На что? Потому что ты арестовывала Любимицу, пока я лежал, как тюфяк? Почему я должен злиться? Брось, Линдси, — произнес он, глядя на меня своими карими глазами. — Прищучить эту ненормальную, даже если бы меня не оказалось в самый триумфальный момент, — вот что важно. Сестра! Мне нужно несколько капель цианида, срочно.
Я засмеялась. Рич выдержал нападение ужасной змеи Нормы и уже только за это был героем. Он выжил, а еще оба наших полицейских значка — и Маккоркла тоже — были начищены до блеска за передачу Нормы Джонсон во власть окружного прокурора.
Именно в такие моменты нам хотелось сказать: «Хорошо быть полицейским».
Санитарка внесла поднос с едой специально для нашей ранней пташки, Конклина, а пока он гонял кашу по тарелке, я рассказала ему о своем возвращении в дом Любимицы.
— Ребята из команды по отлову животных сказали мне, что в доме теперь чисто; но как они могли быть уверены, что собрали всех змей до последней? Я вошла на цыпочках, Рич, и даже не уверена, что мои ноги касались земли.
Конклин усмехнулся:
— Ты — смелая девочка, Линдси.
— Я схватила эту сумку, захлопнула за собой дверь и нашла ключи. Пятьдесят из шестидесяти двух были медными и с округлой головкой.
— Хоть один подошел к замку?
— Ты куда-то спешишь? — спросила я.
— Нет, нет. Не торопись.
Я снова засмеялась, радуясь, что Конклин покинет этот дом скорби, едва док даст свое согласие.
— Я встретила Маккоркла в хранилище около секции Любимицы, — продолжила я. — Он захватил с собой из лаборатории своего молодого помощника. Мы открыли дверь и уставились на ряды картонных коробок. Помощник начал снимать коробки, а мы с Маккорклом пролистывать лежащие в них папки, пока, через пять часов, не нашли одну с надписью «Натараджа». Оказалось, что Натараджа — это имя одной индийской богини, носящей на плечах кобру. Компания «Натараджа экспорт» занимается продажей ядовитых рептилий.
— Линдси, ты — чудо.
— Да, так и есть. Я обнаружила переписку между мистером Радхакришна из «Натараджа экспорт» и Кристофером Россом, президентом «Пасифик Карго лайнс». И еще нашла счет за покупку ящика крайтов, датированный январем восемьдесят второго.
— Этот идиот хранил свидетельство своей покупки змей? Но как ты думаешь: он был и убийцей, и жертвой?
— Маккоркл считает, что его смерть стала несчастным случаем, возможно, самоубийством. Мы никогда не узнаем, но одно точно: Норма Джонсон будет осуждена на шесть пожизненных сроков, а Маккоркл закрыл свой «глухарь».
Я как раз хлопала моего напарника по ладони, когда в палату ворвалось белокурое торнадо с коробкой, перевязанной ленточкой, и связкой наполненных гелием воздушных шариков.
— Привет! — воскликнул Конклин, изрядно повеселевший.
— И тебе привет.
Улыбаясь, Синди поздоровалась со мной, поцеловала Конклина, обняла его и, бросив ему на живот коробку, потребовала ее открыть.
— Это купальный халат, — сказала она. — Не хочу, чтобы кто-нибудь, кроме меня, любовался твоей попкой.