— Я уж не знаю, не окажет ли Верочка теперь плохое влияние на других воспитанниц пансионата? — заключила Фризель.
— Художника мы уже арестовали! — сообщил полицмейстер, — но девочке лучше не напоминать об этом случае. Это всё дурное влияние француженки. Но теперь оно будет исключено.
Я к вам подошлю очень известного Петербургского специалиста по болезням души, Монтевистку Полину. Бог не дал ей женского счастья, её наружность отталкивает, она урод с детства, но она изумительно умеет внушать людям умиротворение и покой. Она может сделать так, что Верочка забудет всё плохое, что с ней было, и будет помнить только всё хорошее. Это будет прекрасно! Неправда ли? И покой, и порядок вашего замечательного пансиона останется прежним.
— Что вы говорите, Роман Станиславович, неужто бывают такие способности внушения?
— Полина приедет к вам, и вы во всём убедитесь сами, дорогая Фелиция Вениаминовна.
На другой день госпожа Фризель приняла у себя горбунью. Директриса удивилась глубине огромных глаз уродки. Соболиные брови карлицы подчеркивали живость прекрасных глаз. Если бы не горбы, и не преждевременные сединки в черных прядях, и не землистый цвет лица!
Горбунья была одета по самой последней моде, и духи её были тончайшими, изысканными. Украшений было немного, но брильянтовые серьги, и изумительной работы колье, придавали ей особенный шарм. По всему было видно, что это птица высокого полета. Да недаром же жила она в полицмейстерском доме!
Фелиция Вениаминовна спросила:
— Как же лучше познакомить вас с Верочкой? Как представить? Сказать ли ей, что вы практикуете, как лекарь, или же не говорить это? Кто знает, как девочка отреагирует? Она сейчас так напряжена.
Монтевистка была немногословна:
— Просто отведите меня к ней, остальное — моя забота.
Верочка в это время в сидела своей комнатушке на венском стуле возле окна, и читала. Книга называлась длинно и многозначительно: "Как жить в Москве. Карманная книжка для приезжающих в Москву, стариков, старушек, невест и женихов, молодых и устарелых девушек, щеголей, вертопрахов, волокит, игроков и прочая, или иносказательные для них наставления и советы".
Книжка эта отыскалась в гимназической библиотеке. Она была старая, зачитанная Верочка взяла её потому, что теперь ей было так одиноко! Недавно она отправила письмо своей тетушке в Москву. Эту тетку она никогда не видела.
Но нельзя же ей быть на свете одной! Она написала и об аресте гувернантки своей, и кратко, в самых общих чертах, о случае в гостинице. Она просила всего-то совета. Но воображение уже рисовало ей, как тетушка, двоюродная сестра отца, забирает её в Москву. Что будет потом, было скрыто туманом. Но за этим туманом всё же брезжило что-то доброе, приятное.
В дверь постучали, вошла директриса с горбуньей и сказала Верочке:
— Эта дама хочет поговорить с вами, пожалуйста, предложите ей стул!
Директриса ушла, а Верочка застыла в изумлении.
Горбунья сама взяла стул, и стала глядеть, не мигая, на Верочку. Она как бы впитывала в себя всю неопытность и смятенность этого юного существа. "Она прекрасна" — думала Полина, — такой бы могла быть я, если бы не несчастье. Но вот её крылышки опалила беда. И теперь мне предстоит заморочить ей голову, чтобы её обидчики ушли от расплаты. Чтобы она навсегда забыла о них. Навсегда? Пожалуй, только на время. Я не всесильна. Туман рассеется и… "
Полине вдруг стало жалко девочку. Может, взять да и помочь этой гимназистке разоблачить этих наглецов? Ведь это она может! Может. Но делать этого не станет. Что же в этом случае останется ей, самой? Последние годы её ускользающей молодости. Даже не молодости уже, а просто… этому даже определения не найдешь. Она не знала счастья, она пользовалась каким-то жалким подобием. Но и это отринуть? Нет, на это у неё не хватит сил.
Полина приняла ту же позу, что и Верочка. Она смотрела ей в переносицу, уловила ритм её дыхания и подстроилась к нему. И Верочка чувствовала, как тепло и умиротворение разливаются по её телу.
Полина сказала тихо, проникновенно:
— Вы похоронили папу и скучаете по нём. Любите слушать звон колокола, он успокаивает, мысли уходят, и так хочется спать, спать! Так хорошо всё забыть!
И Верочка уже не удивлялась присутствию в её комнате незнакомой дамы, она задремывала, и головка её склонялась набок, а Полина повторяла её, копировала. И уже шептала:
— Вам не о чем беспокоиться, всё так хорошо, только приятные мысли будут посещать вас. Думать только об учении, хороших манерах, подругах, хранить память по родителям, слушать наставников, так приятно…
Потом еще долго сидела Полина, глядя на девочку, и держа ладони у её лба, но не прикасаясь к нему. Потом она тихо сказала,
— Это была легкая дремота, и через минуту-другую пройдет, и вы будете спокойны и веселы.
С этими словами Полина вышла из комнаты.
— Ну, что? — спросила директриса.
— Девочка будет вести себя спокойно. Отвлекайте её внимание от всего, что могло бы ей напомнить неприятное. Она уже всё забыла.
— А лекарства?
— Прогулки по саду, поездки на природу, Ваши воспитанницы выезжают на природу?
— Конечно. Мы собираемся проехать на лодках на тот берег Томи и обратно. За Томью будем жечь костер в лесу.
— Вот это просто замечательно! Пусть дети ловят бабочек, рвут цветы. Это лучшее лекарство и для взрослых, и для детей, я сама так лечусь.
Полина вернулась домой, там уже с великим нетерпением ждал её Роман Станиславович.
— Ну что? Как? — кинулся он к ней, едва она вошла.
— Я сделала, что могла. Она забудет обо всём, до той поры, пока кто-нибудь ей об этом не напомнит.
— Хорошо. Я тебе очень благодарен. Кто ей напомнит? Француженка у нас сидит крепко. Спасибо…
Он хотел поцеловать Полину, но раздумал, ничего поважать, будет еще на нем виснуть. Надо её держать на расстоянии. Надоела. Если бы не её удивительные способности!..
Через полчаса в полиции он спрашивал человека со многими фамилиями:
— Держалкин! Как там этот Трущев на острове? Баканщики держат его прочно? Ты намекни им, что если они его совсем утопят по нечаянности, то им за это ничего не будет.
— Слушаюсь! Сейчас поеду на остров, всё сделаю.
— Ну, давай!
Задумался полицмейстер. Золотая контрабанда, тысячи аферистов над золотом вьются, как мухи над банкой варенья. Возле Тузикова лога чаерезы бандитствуют. В сумерках налетают на обозы с чаем. А что? Так и до него было. Он не всесилен. И к тому же некоторые чаерезы ему платят. Но не всё, не всё… С этим надо разобраться.
Невольно вспомнилось первое впечатление от приезда в Томск. Прибыл. А на другой день ему показали возле старого тюремного замка лежавшие на снегу трупы.