* * *
Резко распахнулась дверь, и в кабинет Лациса быстро вошел своей обычной уверенной походкой начальник оперативного отдела штаба армии Басов. И тут же за его спиною безмолвно вырос с винтовкой в руках часовой.
– Я надеюсь, хоть вы мне все объясните?! – зло и непримиримо выкрикнул Басов. – На каком основании?..
Но Лацис перебил его.
– А я, признаться, думал, – сухо сказал он, – что это вы мне все объяснять будете. Я вас буду спрашивать, а вы мне – объяснять… Да вы садитесь. Разговор у нас, я так понимаю, будет долгий.
Басов, не теряя спокойствия, присел к краешку стола.
– Что? Что вас еще интересует? – с благородным негодованием спросил он. – Да, я полковник царской армии и никогда этого не скрывал…
– А я вас об этом и не спрашиваю, – спокойно сказал Лацис.
– Так что же вас интересует?
– Сапоги.
И Лацис деловито поставил на стол уже знакомые нам сапоги, надраенные до блеска старательным сапожником.
– Ваши? – впился глазами в начальника оперативного отдела весь подобравшийся Лацис.
Басов на какой-то миг внезапно потускнел. Негодование сменилось на его лице страхом. Он сразу понял все или, по крайней мере, очень многое. Но тут же взял себя в руки.
– Э-э… возможно… Но как они оказались у вас? – с растяжкой, чтобы выиграть время, начал он.
– Случайно. Михаил Васильевич Пискарев передавал с их помощью вам письмо, а они вместе с письмом попали к нам.
– Какое письмо? Какой Михаил Васильевич? – снова возмущенно заговорил Басов, напряженно отыскивая про себя надежные ходы спасения.
– Слушайте, Басов! Мы ведь договорились, что задавать вопросы буду я! – резко сказал Лацис. – Но, если хотите, я отвечу на ваши вопросы. Какое письмо?.. От Щукина!..
– Не знаю такого.
– Какой Михаил Васильевич? – не обращая внимания на слова Басова, спросил Лацис и, подняв голову, сказал часовому: – Введите!
В коридоре послышались неуверенные шаги – один, другой, третий, – ломкие, настороженные и беспомощные.
Басов смотрел на дверь и напряженно ждал, на лице его играла язвительно-холодная усмешка.
В кабинет, припадая на культяпку, вошел сапожник. Был он гладко выбрит, но в той же потрепанной одежде.
– Михаил Васильевич Пискарев, – отрекомендовал его Лацис и посмотрел на Басова. – Что? Не знакомы?
Басов, широко разведя руки в стороны, расхохотался весело и внешне даже искренне.
– Помилуйте!.. Откуда?.. – давясь смехом, сказал он Лацису. – Что может быть общего у меня с этим оборванцем?
Лацис сощурил глаза, тихо переспросил:
– Общего? – Затем достал из ящика узкий сапожный нож с чуть-чуть загнутым вниз концом и с легкой терпеливой иронией добавил: – Ну хотя бы этот нож… Этот самый сапожный, заметьте, нож, которым вы с Пискаревым убили начальника оперативного отдела армии товарища Резникова!..
Басов, приобретший было прежний свой самодовольно-насмешливый вид, поперхнулся. Высокомерную его улыбку разом снесло с лица. Но – лишь на мгновение. И опять он попытался спастись.
– Не-ет!.. Нет-нет! Это какая-то ошибка! – возмущенно оправдывался он. – Что за бред? Какой нож? Какой еще Пискарев?
– Тогда, быть может, вы вспомните вот что: настоящее имя этого человека Сергей Викторович Ковальский… подполковник царской армии, бывший адъютант великого князя Михаила Александровича… Ну как?.. Вспомнили?.. Сейчас резидент Щукина… Что? Все еще не узнаете?
– Нет! – покачал головой Басов. – Я этого человека никогда не встречал.
Облегченно вздохнув, он откинулся на спинку стула и стал с пренебрежительным любопытством рассматривать хромого сапожника. Простовато-недоуменное лицо. И взгляд! Какой твердый взгляд! Держится молодцом! Значит, так и ему надо держаться…
Лацис тоже краем глаза следил за Пискаревым и Басовым и видел, что они настроены запираться до конца.
– А вы? – резко повернулся Лацис к сапожнику. – Может быть, вы узнаете Владимира Петровича Басова? Работает там же, где и вы, у полковника Щукина…
«Неужели Лацис допустил непростительную в его деле оплошность? – напряженно прикидывал в уме Басов. – Очная ставка двух запирающихся людей. Пожалуй, это промах! Только держаться так до конца!» И Басов возбужденно подался вперед, хотел возмутиться.
Но Лацис непреклонно закончил:
– Кличка – Николай Николаевич… Все еще не узнаете?
Сапожник зло громыхнул протезом и, успокоенный ловким запирательством Басова, резко тряхнул головой.
– Нет, – сказал он, без любопытства оглядывая сидящего возле стола Басова. – Представьте себе, в первый раз вижу.
– Правда? – не скрывая иронии, спросил у него Лацис. – А мне показалось…
Лацис достал из ящика стола фотографию. Это был снимок высших чинов полка черниговских гусар. В центре сидел высочайший шеф полка великий князь Михаил Александрович, по правую руку от него молодой офицер, в котором, однако, без труда можно было узнать Басова, а по левую – капитан, удивительно похожий на сапожника.
– …показалось, что вы давно знакомы. – С Басова Лацис перевел взгляд на «Пискарева». – Одно мне непонятно: где вы научились так сапожничать? И как это вас угораздило с ногой?
«Сапожник» презрительно усмехнулся.
– Если бы вы были военным человеком, Лацис, – сказал он, – то знали бы, что в кадетских корпусах и юнкерских училищах сапожное дело было важнейшим предметом… Что же касается ноги, то опять же, будь вы военным человеком, знали бы об отчаянной атаке черниговских гусар на германские пулеметы при Олешице в июне пятнадцатого. Многие офицеры потеряли там головы, я же – всего лишь ногу… Что-нибудь еще?
– Нет-нет, вы меня в самой малой степени интересуете. Больше вот «Николай Николаевич». – Он поднял глаза на Басова. – Кстати, фотографию эту мы нашли у вас… Да-да, какой просчет при таком-то опыте! Но не судите себя строго, и без этой фотографии улик против вас набралось достаточно… «Николай Николаевич».
Басов обреченно уронил голову…
Новороссийск встретил Красильникова и его товарищей – Кособродова и Николая – холодной, сквозняковой погодой.
Город стоял на бою ветров: они дули либо с гор, либо с моря. И лишь в короткие промежутки, когда один ветер приходил на смену другому, здесь устанавливалась непривычно тихая погода. Случалось это редко.
Кораблей в эту пору в Новороссийске оказалось много. Жестокие, ножевые ветры рвали на мачтах английские, американские и французские флаги, тоскливо свистели в крепко натянутых снастях. Тяжелые волны яростно бились о камни и об упругие железные корпуса.