Врангель хорошо знал эту привычку своих подчиненных и понял, что ничего хорошего они ему не скажут. Поэтому сразу же прервал Кутепова и в упор спросил о главном:
— Что на позициях? И, пожалуйста, без всяких утешительных словес и оправданий. Точно и безжалостно.
Кутепов прошел к висевшей на стене карте, поискал взглядом на привычном месте указку, но ее там не оказалось. Тогда он извлек из одного из своих бесчисленных карманов «вечное перо» и, водя им над картой, коротко и печально — так читают некрологи — доложил:
— За истекшие сутки большевики ещё больше активизировались. Большевистская Вторая конная армия попыталась взять село Рождественское, но конница полковника Назарова отбила его и нанесла красным ощутимый фланговый удар. К сожалению, та же Вторая конная ночью попыталась взять Геническ и оседлать путь к Чонгарской переправе. И здесь тоже пока отбились.
Кутепов замолчал, ожидая, как отреагирует на это сообщение главнокомандующий. На лице Врангеля лишь заметнее проступили желваки, он коротко попросил:
— Продолжайте.
— Первая конная захватила Асканию-Нову, и сейчас ведет бои в районе Громовки.
«Громовка — это уже угроза правой стороне Крымского перешейка, Перекопу. Ещё день-два, и большевики полностью займут позиции вдоль всего перешейка. Не успевшим уйти из Северной Таврии в Крым войскам придется к переправам пробиваться с боями», — подумал Врангель. Но что-то не складывалось в его голове. Откуда вдруг здесь взялась большевистская Первая конная?
— По моим данным, Первая конная сейчас находится в районе Апостолово, — мрачно не согласился Врангель. — Движется к Бериславу…
— К сожалению, ваши сведения на сутки устарели, — извиняющимся тоном сказал Кутепов. — Сегодня на рассвете Первая конная Буденного вышла на нашу оборону в районе Громовки. Её разъезды были замечены в районе Орлянска и Михайловки.
Кутепов замолчал. Он вдруг понял, что более безрадостного доклада командующий, вероятно, уже давно не слышал. Но держался спокойно, в гнев не впадал. «Должно быть, уже смирился с потерей Северной Таврии и все свои надежды возлагает теперь только на Крым», — подумал Кутепов.
— Что ещё?
— По вашей директиве Шестая армия и Донской корпус покинули Мелитополь и движутся сюда, к Чонгару. Прикрывают фланги марковцы, — уныло продолжал Кутепов, но тут его вдруг осенило: — Я, собственно, хотел с вами посоветоваться, Петр Николаевич.
— Слушаю.
— По моим расчетам, сегодня Шестая армия и Донской корпус должны выйти в район Геническа. Не сочтете ли целесообразным, прежде чем они переправятся через Сиваш и займут оборону на крымской стороне, бросить их вдоль Крымского перешейка?
— Что это нам даст? — не сразу понял Врангель смысл предложения.
Кутепов вновь взмахнул над картой «вечным пером»:
— Я боюсь, что большевики задумали захлопнуть перед нашими отступающими войсками все дороги в Крым, а затем рассеять их по Северной Таврии, расчленить на мелкие группы и без труда уничтожить. Нам надо сколь возможно удерживать переправы и броды через Сиваш и сделать все для того, чтобы все наши войска с минимальными потерями ушли в Крым. Это вполне согласуется с вашей директивой.
— Ну, положим, это ваша интерпретация моей директивы, — грустно улыбнулся Врангель. — То, что сейчас предложили вы, это все само собою разумеющееся. Все наши войска должны собраться в Крыму, и мы всеми силами должны этому способствовать. В директиве же я лишь указал на необходимость укрепления Крымского перешейка. Крым должен стать нашим русским Верденом. И всё же…
Продолжать Врангель не стал. Слова были уже не нужны.
Готовя директиву, Врангель пересмотрел много справочников но Крыму. Один факт его особенно заинтересовал.
В середине девятнадцатого века известный французский географ Жан Реклю писал о том, что если Крымский перешеек надежно перекрыть, полуостров превратится в настоящую крепость. Ещё в тринадцатом столетии турки и татары назвали его Крымом. И, как утверждал немецкий учёный-путешественник Иоганн Форстер, это слово происходит от монгольского керм, что означает — стена.
Стена-то стена! Но ведь и стены подвластны не только времени, но и разрушительным действиям человека. Поверив в неприступность Крыма, Врангель в своей директиве допустил, как несколько позже и сам убедился, непоправимую ошибку. Едва только распространили его директиву, в войсках вдруг исчез наступательный дух, они перешли к оборонительной тактике. Стремились торопливо, избегая потерь, отступать. Прилагали все силы к тому, чтобы побыстрее, пока Красная армия ещё не блокировала все переправы, покинуть Северную Таврию, и спрятаться за крымской стеной.
Яростных, бешеных атак, чтобы искры из сабель, кровь за кровь, больше уже не было. Солдаты Врангеля уверовали в крымский Верден.
Врангель же начинал понимать: если падет Крымский перешеек, Крым устоит не долго. Оставалось надеяться только на чудо, но быть готовым ко всему.
* * *
В полдень Врангель решил проехать к Чонгару и своими глазами посмотреть, как укрепляются передовые позиции.
Дождь прекратился, ветер разгонял облака и, судя по всему, к ночи землю опять прихватит мороз.
Зима и здесь, на юге, наступила на редкость рано и внезапно, без всяких осенних предупреждений в виде легких заморозков и бабьего лета. В октябре вдруг ударили затяжные морозы, и, чего не помнят старожилы, даже берега солёного Сиваша стало затягивать коркой льда.
Чонгар, где ещё ранней осенью приступили к сооружению береговых укреплений, находился совсем недалеко от Джанкоя и был связан с ним железной дорогой. Но Шатилов стал категорически возражать против поездки туда поездом. На той стороне Сиваша, неподалеку от Сальково, уже то и дело завязывались стычки с красными. Пока ещё мелкие, кратковременные. Но иногда с той стороны долетали шальные пули, а то и снаряды.
Когда садились в старенький автомобиль «Остин», из салон-вагона выбежал Михаил Уваров с теплым стеганым бешметом в руках:
— Холодно, Петр Николаевич! — и он заботливо помог Врангелю поддеть под черкеску бешмет.
Врангель обратил внимание, что адъютант оделся тепло и приготовился его сопровождать.
— Нет-нет, Михаил Андреевич, вам с нами не надо, — сказал он. — Оставайтесь здесь и свяжитесь с генералом Бруссо. Я завтра буду в Севастополе и хотел бы с ним встретиться.
— Только с ним? Или пригласить также адмирала Дюмениля? [14]
— Хорошо, пригласите обоих.
Усаживаясь в автомобиль, Врангель одобрительно улыбнулся своему адъютанту. «У этого юноши недюжинные аналитические способности, — подумал он. — Уваров уже знает то, о чем я ещё ни разу ни с кем не говорил, кроме, разве что, с руководителем с французской военной миссии генералом Бруссо. И то — так, вскользь. Но, вероятно, мысль об эвакуации армии из Крыма уже начинает витать в воздухе».