— Я и родился и вырос тут.
— Тогда у меня такой вопрос: правда, шо в Крыму растуть пальмы?
— Кажется, растут.
— Такие, як в книжке на картинке?
— Примерно, такие. Похожие.
— И не вымерзають?
— Не знаю. Раз растут, значит, не вымерзают.
— Як это… морозоустойчиви. Як у нас в Гуляйполи виноград.
— А зачем тебе?
— Хочу привезти с собой в Гуляйполе саженцев. Может, и у нас примутся, — мечтательно сказал Мишка.
— Понимаешь, в Крыму вокруг море. Сильных морозов не бывает… Но зачем тебе пальмы?
— Красиво.
* * *
Как Фрунзе и обещал, он выделил Второй конной армии Миронова участок фронта на стыке между Пятнадцатой стрелковой дивизией и махновской Повстанческой армией.
Днем, для согласования совместных действий, Миронов навестил Каретникова.
— Здорово, земляк! Так карта легла, шо я буду туточки, рядом с тобой. В случай чего, подмогну, — сказал он.
— Спасибо на добром слове, — со вздохом ответил Каретников. — И шо за беда! Вроде ни у кого помощи не прошу, сами пока справляемся, а мне всё кого-то присылають.
— А ты, Семен, не норовись, — насупился Миронов. — Дело не шутейное. Тут, под Юшунью, Врангель почти всю армию собрав. Костьмы будут лягать.
— Понимаю, не дитё.
— Я к тому, шо гуртом будет сподручнее. У нас на Дону шуткуют: гуртом и батька легшее быть.
— У нас насчёт батька так не шуткують.
— Понимаю, — улыбнулся в усы Миронов. — У вас на всех один батько. Не знаешь, як його здоровье?
— Спасибо докторам, уже на костылях прыгае.
— При случае, передай ему мой сердечный казацкий привет, — попросил Миронов. — Дуже б хотелось якось с ним погутарить, а то и чарку выпить. Мне тут хтось из ваших сказав, шо Нестор Иванович может четверть горилкы выпить — и не впаде. А я уже — всё! Больше литра не могу. Разве шо под хорошую закуску.
— Батько не пьет.
— От это ты вже брешешь, — искренно не поверил Миронов.
— Правда! Капли в рот не бере. Все думае и думае.
— Про шо?
— Про нашу анархическую республику.
— И ни капли?
— Та шо ты! Даже не нюхне.
— От эт-то воля у человека, — восторженно сказал Миронов. — Ну, тогда мы с тобой за його здоровье. Опосля Юшуни!
— Не возражаю, — согласился Каретников. — Як Крым нам отдадуть — отпразднуем!
— Надеешься?
— Обещали.
— Ну-ну! — Миронов при его грузном теле на удивление легко вскочил в седло. — Вы только не сильно рассчитывайте. Боюсь, не отдадут вам Крым большевики.
— Чого ты так думаешь?
— Я не думаю. Я знаю. На своей шкуре испытав их доброту. Чуть не расстреляли.
И, пришпорив коня, он уже на ходу крикнул:
— До встречи в Юшуни!
Его конвойные поскакали следом.
* * *
На рассвете следующего дня белогвардейцы перешли в наступление. Сначала они обстреляли позиции махновцев из орудий, а затем пошли в атаку. Но атака была какой-то странной, вялой. Солдаты просачивались сквозь проделанные в «колючке» проходы, пробегали метров двести и залегали. В сумеречном рассвете, в серой одежде, они сливались с серой землей, и их было почти не видно.
Следующая цепь прошла сквозь заграждения спустя короткое время, но дальше по полю не двинулась.
Командиры, лежавшие рядом с Каретниковым, заметив нерешительность дроздовцев, стали его уговаривать:
— Давайте вдарим, Семен Мыкытовыч!
— Пора, ей-богу!
— Шо оны таки дохли! — размышлял Каретников. — Не выспалысь, чи шо?
— Карасин кончився! Готовляться сдаваться!
Дальше случилось и вовсе странное. Первая цепь продолжала лежать, а вторая столпилась у проходов и то ли что-то там делала, то ли яростно спорила. Голосов слышно не было.
— Самый раз, Семен Мыкытович!
— Ну, разрешите! — упрашивали Каретникова командиры.
— Не спешить, не на пожар! — И, словно смахнув с себя сонную дурь, Каретников поднес к глазам бинокль, долго всматривался во вражеские позиции: — Ничего не понимаю! Не то собираются в атаку, не то раздумалы! А ну, у кого глаз острый? Шо оны там около «колючки» колдують?
Один из командиров стал всматриваться в бинокль.
— Ну шо там?
— Не пойму. Вроде як «колючку» снимають… Точно, столбци валяють.
— Видать, подкрепление ждуть. Массой хотять нас задавить, — предположил Голиков.
— Так може упредым? — с надеждой спросил кто-то из командиров. — Пока подкрепление не подойшло.
— А если якась хитрость? Сперва разберемся, шо оны там затевають.
Но на вражеских позициях ничего не менялось. Солдаты валили на землю столбцы, неторопливо, как крестьяне перед севом, по-хозяйски взад-вперед ходили по полю.
— Похоже, «колючку» скатывають.
— Экономисты, заразы. Шоб добро зря не пропадало.
Оставив коня и свое сопровождение невдалеке, за стенами полуразрушенного сарая, короткими перебежками к Каретникову явился Миронов. Упал рядом, спросил:
— Ну шо у вас тут слыхать?
— Пока не пойму. Вроде як пишлы в атаку. Потом почему-то раздумалы, вроде «колючку» снимають. Зачем? Может, пополнение ждуть?
— В правильном направлении думаешь, — похвалил Каретникова Миронов.
— Но «колючка» чем им помешает?
— А ты прислухайся! — посоветовал Миронов.
Все замерли, стали вслушиваться в тишину. Но ничего необычного слышно не было. По-прежнему где-то вдали слева, в направлении Чонгара, громыхала артиллерия.
— Ничого… — растерянно сказал Каретников.
— Слухай лучшее!
Но ничего не менялось. Стояла тишина. И только если напрячь слух, можно было различить какой-то далекий и очень невнятный слабый гул. Словно ветер задувал в сломанную камышину. Но ни ветра не было, ни камыш здесь не рос.
— Не пойму, — снова покачал головой Каретников.
— Мне этот звук издавна знакомый. Я в пацанах летом у помещика в подпасках ходил. Коней пасли. Так, когда табун коней гонять, отак земля гудыть. Я так думаю, конный корпус Барбовича на нас хотять выпустить, — высказал своё предположение Миронов.
— А я подумав, може, броневики? Мы с ими уже один раз встречались.
— Не, кони. Потому и «колючку» снимають, шоб коней не покалечить.