– Можно, где совсем тихо?
– Можно, где совсем, – улыбнулась она.
Зная Москву как свои пять пальцев и не испытывая желания колесить по забитым транспортом улицам, Егор через несколько минут остановился возле одного незаметного, но имеющего репутацию «романтического» ресторанчика. К тому же здесь отлично кормили и держали порядочные вина.
– Здесь вам нравится?
Жанна улыбнулась. По ее улыбке нельзя было понять, известно ли ей это место и его репутация, а спрашивать напрямую Егор не отважился. Но девушка уже открывала дверцу, и он поспешил выскочить из машины и прийти к ней на помощь.
– Благодарю вас.
Прикосновение ее теплых, нежных пальцев неожиданно связалось для него с какими-то яркими воспоминаниями из юности, где он познал первое чувство и первые радости телесной любви, и это наполнило его грустной истомой.
«Честное слово, она сводит меня с ума», – подумал Егор, ведя девушку к ресторану, где молодой дюжий швейцар, улыбаясь, уже открывал им двери.
Ужин при свечах под музыку Юрия Антонова и Элтона Джона прошел так быстро и так очаровательно, что Егор совсем потерял счет времени. Он что-то все говорил и говорил, глядя в прозрачные глаза Жанны, и пил бокал за бокалом красное вино и, кажется, много выпил, но она слушала его внимательно, внимательнее, чем кто бы то ни был до сих пор, так что ему казалось, будто девушка не упустила ни одного слова из его рассказа и цвет ее глаз все время менялся, а губы произносили какие-то фразы, от которых у него щемило сердце и хотелось плакать и танцевать.
Егор сам не понимал, что с ним происходит. Он прекрасно помнил свое желание узнать девушку поближе, забросать ее вопросами. Вместо этого он как желторотый юнец, объятый первой любовной лихорадкой, сам бросился рассказывать ей о себе, подчиняясь то ли колдовской силе ее глаз, то ли чему-то неуловимому, чему не было названия. И чем дольше они смотрели в глаза друг другу, тем сильнее становилось его чувство, и уже не раз он ловил себя на том, что думает лишь о том, как бы поскорее оказаться с ней наедине.
Он уже не смеялся над собой. Он видел, что влюблен, – а как еще можно было назвать его необъяснимое ему самому поведение, как не влюбленностью, – и видел, что погибает. То, что на него навалилось, похоже, не было временным увлечением, а сильного чувства он боялся. Оттого в его радость вплетались нотки томительного ужаса перед чужой тайной и грядущей ответственностью, чего Жанна с ее женской интуицией не могла не угадать и что могло оттолкнуть девушку от него до того, как он получит вожделенный приз.
– Уже поздно, Егор, – услышал он. – Нам пора.
Горин хоть и был опьянен (конечно же, не вином), но сразу же отметил это «нам».
Значило ли это, что она не так проницательна, как он о ней подумал?
– Пожалуйста, счет, – сказал Егор официанту.
Он постарался стряхнуть опьянение. Стыдно будет, если после всего, что он ей тут наговорил, – а он, кажется, рассказал ей всю свою биографию, – она предпочтет покинуть его. Это не катастрофа, но, пожалуй, никогда еще Егору так не хотелось, чтобы женщина проявила к нему снисхождение. И хоть он целый вечер только и делал, что перебирал перед ней кровоточивые годы своего детдомовского прошлого, он не был уверен, что добился нужного результата. С любой другой он не испытывал бы сомнений, но Жанна была не любой, и об этом он не забывал ни минуты.
Тем не менее он помнил, что тактика поднятого забрала уже принесла ему дивиденды, из чего можно было сделать вывод о ее склонности к прямым, без уловок объяснениям. Жизненный опыт говорил Егору, что слишком легкий путь зачастую ведет в тупик, но взгляд Жанны убеждал его в обратном.
Подумав, он нашел подходящую лазейку.
– Как вы посмотрите на то, если я приглашу вас к себе? – спросил Горин. – У меня есть пара-тройка стоящих картин. Думаю, вы могли бы ими заинтересоваться.
– Мы выпили столько вина, – рассмеялась Жанна, – что можем обращаться друг к другу на «ты».
– В самом деле, – пробормотал Егор и добавил: – Так как? Едем?
Жанна с улыбкой посмотрела на собеседника и поднялась, так и не дав ответа. Они вышли на улицу и молча направились к машине. Казалось, после такой оживленной беседы они должны говорить без умолку. Но Егор перед расставанием загрустил и примолк, а Жанна не отличалась словоохотливостью.
– Вы… ты не ответила, – сказал Егор, останавливаясь.
Стояла тихая майская ночь. Сквозь робко зеленеющий куст сирени ярко светилось окно в чьей-то гостиной, где виднелись силуэты участников большой компании. Из форточки слышались слова блатной песни. Егор с отвращением поморщился.
– Не любишь? – спросила Жанна.
– Брр, – потерся он затылком о воротник.
– Бедный, – посочувствовала девушка. – Как тебе нелегко живется.
– О, – сказал Егор, – ты даже не представляешь.
Она подняла руку и прижала ладонь к его щеке.
Горин замер.
Такая простая, безыскусная ласка. Но у него перехватило дыхание и дрогнул подбородок. Он боялся пошевелиться, чтобы ненароком не стряхнуть с себя эту невесомую ладонь. Но губы сами потянулись к ней и робко коснулись ее края.
– Что ты? – прошептала Жанна.
– Нет, ничего, – отозвался Егор.
Он осторожно взял ее руку и поднес ко рту, покрывая все учащающимися поцелуями узкую кисть, ладонь, пальцы… Он забыл обо всем на свете и уже не слышал ни звуков блатняка, ни шума пробегающих мимо машин, а слышал только мощный и жаркий ток своей крови и голос желания, неотступного и мучительного.
– Поедем ко мне, – стараясь сдерживать дыхание, взмолился Егор. – Прошу тебя…
Он вдруг осекся, осознав, что выдал себя с головой, но отступать было поздно. Если она ответит отказом, он потеряет ее навсегда и, конечно, умрет от горя. Но, если она согласится, тогда… Тогда он будет жить вечно.
– Хорошо, – ответила девушка.
Егор оторвался от ее руки.
– Ты серьезно?
– А ты?
В свете фонарей ее глаза отливали серебром.
– Господи, – закричал Егор. – Конечно, серьезно, Жанна. О чем ты говоришь. Все, садись. Едем!
Он бросился к машине.
Но он еще не привык к ней и потому не понял, почему она стоит и не двигается.
– Что? – пугаясь, что сделал что-то не так, спросил Горин.
– Ты немного не в форме, – сказала она. – Будет лучше, если поведу я.
Первым желанием Егора, не столь пьяного, как ей казалось, было оспорить ее предложение и, конечно же, отклонить. Его «Лексус» стоил уйму денег, он не выплатил еще и половины кредита, и естественно, имел право за него опасаться. Конечно, дороги сейчас не те, что днем, но это московские дороги, и ошибок за рулем они не прощают.