– Слушаю вас, – сказал Горин. – Только, если можно, давайте короче.
– Хорошо, – кивнула Рита, забыв про кофе. – Я вас не задержу.
Она сложила руки перед грудью и подалась вперед, с удовлетворением отметив, что глаза Егора метнулись туда, куда надо. Теперь будет сидеть, не рыпнется.
– Итак, – сказал Егор.
– Итак, – послушно повторила Рита, – я хочу спросить вас: говорит ли вам что-нибудь фамилия Никитин?
Егор недоумевающе уставился на нее.
– Никитин? – переспросил он. – Что-то такое помню… Кажется, певец. Бард, да?
Он был сбит с толку. Куда она клонит?
– Нет, – покачала головой Рита. – Я не об этом Никитине. Был такой профессор, который проводил опыты. Вспомнили?
Егор покачал головой.
– Не понимаю, о чем вы.
Рита видела, что он удивлен, и не могла понять, притворяется он или говорит правду.
– Скажите, – спросила она, – а что вы помните о своем детстве?
Егор посмотрел на нее еще более удивленно.
– О детстве?
– Да.
– Зачем вам это? Или, – он ухмыльнулся, – вы хотите написать мою биографию?
Но на этот раз Рита была начеку.
– Скажите, – спросила она напрямую, – вы помните о тех опытах, которые над вами проводили в детстве?
– Надо мной? – изумился Егор. – Опыты?
Его взгляд растерянно шарил по лицу Риты, надеясь понять, не разыгрывают ли его. Но нет, Чернова была серьезна и немного грустна, как человек, принесший печальные вести и сам скорбящий об этом.
Какие-то догадки забрезжили в мозгу Егора, но пока он еще был не в состоянии ухватить хотя бы одну из них. И с тем большим вниманием он воззрился на Риту, надеясь, что она даст ему необходимые разъяснения, раз уж вытащила его из-за письменного стола и завела этот странный разговор.
– Да, – сказала Рита. – Над вами.
Она немного помолчала, но и Егор хранил молчание.
– Вижу, что вы не можете вспомнить. Тогда позвольте мне рассказать вам одну короткую историю.
– Да уж, будьте любезны, – вырвалось у Горина.
Рита даже бровью не повела.
– В восемьдесят пятом году под кураторством КГБ проводился один любопытный эксперимент, – начала она, наблюдая за выражением лица Егора. – Его целью было развить некоторые не совсем обычные способности у группы специально отобранных детей. Проектом руководил профессор Никитин, специалист в области психиатрии и паранормальных особенностей человека. В частности, он занимался вопросами ясновидения…
– Что? – прошептал Егор и внезапно сильно побледнел.
– Вам нехорошо? – с беспокойством спросила Рита. – Может, воды?
– Нет, – выдавил он. – Ничего. Продолжайте.
– Хорошо, – кивнула Чернова. – Дети были не старше семи лет. Под руководством профессора они делали быстрые успехи. Он разработал прибор, стимулирующий головной мозг, и благодаря этому прибору дети буквально творили чудеса.
Егор опустил голову ниже.
– Вы хотите сказать…
Он замолчал, будучи не в силах закончить свою мысль, но Рита без труда ее поняла.
– Да, вы были одним из тех детей. Неужели вы ничего не помните?
Она с любопытством смотрела на собеседника.
– Нет, – сказал он, – ничего. Видите ли… – Он сбился и потер себе лоб. – Я помню себя только с первого класса. Это удивительно, обычно дети помнят себя с пяти, а то и с трех лет. Иные и еще раньше. Я же совершенно ничего не помню из своей жизни до школы. Порой мне бывает даже стыдно.
Он усмехнулся, точно просил извинить его за отсутствие способностей, которые он мог, но не захотел получить.
– Понимаете, я писатель, то есть человек, для которого память является его главным инструментом. И, надо сказать, она меня никогда не подводила. Я отлично, точно это было вчера, помню все, что происходило со мной, начиная с семи лет. Малейшие детали ярко встают передо мной, стоит лишь мне захотеть. Но до этого – полный провал. Повзрослев, я спрашивал об этом воспитателей в детдоме. Я ведь детдомовский…
– Я знаю, – кивнула Рита, слушая его с огромным вниманием.
– Так вот воспитатели говорили, что в возрасте шести лет я тяжело болел и от этого потерял память.
– И вы им верили?
– А что мне оставалось делать? Мы всегда верим взрослым, ведь для ребенка они воплощение бога на земле.
Рита грустно усмехнулась.
– Да, вы правы. Я тоже верила многому, чему не следовало бы верить.
– Мне кажется, вы сильно преувеличиваете, – поспешил утешить ее Егор.
– Возможно, – не стала спорить Чернова. – Итак, вы не помните ни экспериментов, ни профессора Никитина?
Егор покачал головой.
– Н-нет.
– Скорее всего, вам просто стерли память. Когда один из воспитанников профессора погиб, эксперимент, и без того подвергавшийся нападкам, в срочном порядке свернули. Воспитанников распустили по детдомам.
– А что, все были детдомовские?
– Да, все. Ответственности меньше.
Егор кивнул.
– Понятно. А оставшимся в живых подчистили память, чтобы они навсегда забыли о добром дяде?
– Скорее всего, так, – подтвердила Рита. – Иначе чем объяснить провал в вашей знаменитой памяти?
Егор усмехнулся.
– Ну да.
Чернова сунула руку за пазуху и вытащила несколько черно-белых снимков, сделанных очень давно.
– Посмотрите, может, кого-нибудь узнаете?
Горин веером развернул по столу стопку фотографий.
– Кто эти люди?
– Они все входили в команду Никитина. Ассистенты, нянечки, охрана. Вдруг это поможет вам вспомнить?
Егор принялся перебирать фотографии, останавливаясь взглядом то на одной, то на другой.
– Нет, – сказал он. – Никого не помню. Видно, мне для верности отрезали часть мозга.
Шутка получилась слишком мрачной, чтобы вызвать улыбку. Рита лишь сочувственно вздохнула.
– Если хотите, можете взять эти снимки себе. Вдруг на досуге припомните. Бывает, одна крошечная деталь помогает восстановить всю картину в целом.
– Вам виднее, – заметил Егор.
Он сложил карточки и отодвинул от себя.
– Не будете брать? – огорчилась Рита.
– Не буду. Не те это воспоминания, чтобы желать их возвращения. А детдома мне и так хватило.
Егор замолчал, отвернувшись к окну.
– Как хотите, – снова уступила Рита, сгребая снимки и пряча их в карман. – Я хотела вам помочь.