Хаген схватил стоявший в углу комнаты фаустпатрон Карл-Хайнца. Одним резким движением расправив трубу, он обхватил взведенный фаустпатрон обеими ладонями, уложив хвостовую часть себе на правое плечо. Указательный палец тут же нащупал спусковую кнопку. Хаген не стал возиться с прицелом, по проекции трубы попытавшись выцелить угол здания, возле которого укрылись русские.
Реактивный всполох с шумом вырвался из раструба, шибанув в нос Отто раскаленной, прогорклой вонью жженого пороха.
Отто даже не успел оценить результат произведенного им выстрела, так как в проем ударила автоматная очередь, выпущенная по нему со стороны самоходки.
Хаген так и сидел, с зажатой в руке, бесполезной теперь, воняющей гарью, трубой одноразового ручного гранатомета, когда в коридоре раздался топот шкрябающих по кирпичным осколкам ботинок. Отто даже не успел среагировать, как в комнату вбежал Карл-Хайнц. Он был весь обвешан пулеметными лентами. Они спадали в три или четыре мотка, свисавших и болтавшихся на его худых плечах. В согнутых в локтях руках он сжимал пулемет. Сошки его были откинуты, а из ноздреватого, длинного ствола курился дымок.
Карл-Хайнц подбежал к Хагену.
– Герр обершютце, вы ранены?! – криком контуженого закричал он прямо Отто в лицо.
Хаген молча отрицательно мотнул головой.
– Скорее вставайте… – продолжал кричать парнишка. – Надо отходить… Отходить.
Только сейчас Отто заметил, что он был без своей гитлерюгендовской кепки. Рыжая голова его была густо покрыта копотью, как будто его окунули в ведро с мазутом или жидкой смолой.
– Где ты взял пулемет… – первое, что спросил Хаген, поднимаясь.
– Это «МГ-42»… Пулемет обергефрайтера Венка. Он был командиром экипажа бронетранспортера. Их машину сожгла русская артиллерия. Я отыскал только обергефрайтера Венка. Они убили его. И меня чуть не убили. Та самоходка, которую я подбил… Я ничего не слышу после их взрыва.
– Это ты стрелял? – переспросил Хаген.
– Герр обершютце… – деловито продолжил парнишка, подбегая к ящику с фаустпатронами. – Помогите мне. Мы должны забрать, сколько сможем. Надо уходить. Русские уже в здании.
– В каком здании? – снова переспросил Отто.
Вместо ответа он услышал яростные крики в другом конце развалин. Вопли заглушили разрывы гранат. Они следовали один за другим, потом их сменили автоматные очереди.
Карл-Хайнц сорвал крышку ящика и выхватил один фаустпатрон, второй он протянул Хагену.
– Этого хватит… – рассудительно крикнул парнишка и опрометью бросился обратно к коридору.
– Надо предупредить лейтенанта! – вдогонку крикнул ему Хаген.
В ответ раздалась пулеметная очередь. Карл-Хайнца всего трясло, когда он пытался удерживать на весу грохочущий МГ. Он вел огонь куда-то вправо, в сторону угловой комнаты.
– Они уже там! Придется – вот так!.. – истошно закричал он и махнул рукой в обратную сторону – туда, откуда он минуту назад прибежал. Хаген, на бегу засунув трубку фаустпатрона сзади за поясной ремень, перехватил винтовку и бросился следом за Карл-Хайнцем. Справа, там, где была угловая комната, все было окутано непроглядным дымом.
Хаген попробовал сунуться туда, но едкая гарь занозила ему дыхание. В клубах оседающей взвеси он увидел лежавшие возле окон, на осколках стекла и кирпича, тела убитых лейтенанта и двух подростков из гитлерюгенда. Поперек оконной рамы, перевесившись внутрь, застыл труп русского. Упавшая с его головы зимняя шапка лежала возле неестественно вывернутой руки Пиллера.
Резанувший по ушам пронзительный крик русского раздался возле самого окна. Хагена обдало волной мертвенного пота, и он опрометью бросился вдоль по коридору туда, куда бежал Карл-Хайнц.
Черная куртка парнишки мелькнула на лестничном пролете, спускающемся во двор. Карл-Хайнц настолько уверенно лавировал в узких проходах дворовых построек, что Хаген, как слепой за поводырем, молча следовал за ним.
Наконец, точно опомнившись, он вдруг остановился.
– Карл-Хайнц! – окликнул он парнишку. Тот услышал не сразу.
– Карл-Хайнц!!! Нам надо вернуться. Там остались Даммер… И отделение музыканта Вайдена.
– Кого? – недоверчиво переспросил подросток.
– Не важно. Там остались наши товарищи… – твердил, пытаясь отдышаться, Хаген.
Парнишка как будто сомневался в словах Хагена и раздумывал, стоит ли брать их на веру, даже если их произносит старший по званию. Вообще, в лице, глазах и во всем поведении Карл-Хайнца, когда он вернулся, Отто заметил разительные перемены.
Как будто парнишке пришлось заново, в одночасье, перепроверить все, что ему до сих пор говорили и внушали старшие. И он уже сделал свои выводы.
– Мы не можем их бросить, Карл-Хайнц… – произнес Отто. Он старался, чтобы его голос звучал достаточно громко для слуха контуженого парня, но в то же время спокойно и уверенно.
– Хорошо… – твердо произнес Карл-Хайнц после минуты раздумий.
Произнеся это, он уже не бегом, а быстрым-быстрым шагом повел в другом направлении, но в сторону улицы – как сообразил Отто, – смещаясь к ее центру.
Чем ближе они подходили, тем явственнее слышались звуки орудийных выстрелов. Причем доносились они и со стороны набережной, и из глубины, оттуда, где находилось отделение Вайдена, виолончелиста разрушенной бомбежкой Берлинской оперы.
Вплотную приблизившись к улице, Карл-Хайнц без посторонней помощи взобрался в оконный проем выгоревшего дотла, пропитанного дымом и копотью здания. Хаген был вынужден карабкаться следом.
Бегом миновав дотлевающие интерьеры комнат, они пробрались к фасадной стороне и в ужасе выглянули наружу. Из глубины улицы в сторону набережной двигались русский танк и самоходная установка. Под их прикрытием и по обеим сторонам улицы вдоль стен домов перебегали вражеские автоматчики. Угловая стена дома за их спинами, в котором остались фольксштурмовцы из отделения Вайдена, была обрушена. Выставленное напоказ нутро дома пылало на всех трех этажах.
И танк, и самоходка с бешеной для этих машин скоростью снаряд за снарядом всаживали в крыльцо и фасад здания, отведенного под позиции фузилеров Даммера. В мозгу Отто лихорадочно мелькнула мысль о том, что русские сумели переправить бронетехнику и пехоту через канал и вышли в тыл береговым позициям обороны.
С крыши дома, уже занявшегося огнем, раздавалась винтовочная стрельба. Кто-то произвел выстрел из фаустпатрона, который взорвался на мостовой, в промежутке между накатывавшими машинами русских. «Панцершрек» Даммера молчал. Значит, убит? Или ранен. Теперь это уже не имело значения. Не помня себя от злости, Хаген выхватил из-за пазухи трубу гранатомета.