В этот момент в его правую ключицу ударила пулеметная пуля, выпущенная из «курсовика» накатывающего танка. Удар был настолько сильным, что Артюхова отшвырнуло на спину, раненым плечом кверху. Он потерял сознание, но лишь на долю секунды, потому что от боли сразу пришел в себя. Ему показалось, что ему оторвало всю правую половину тела. Истошный крик вырвался из самого нутра пулеметчика помимо его воли.
Гвоздев находился метрах в двадцати по правую руку от Артюхова. Сначала он услышал нечеловеческий вопль, а потом сквозь хитросплетение дымящихся стволов и ветвей увидел корчащегося, истекающего кровью Тюху. Прямо на него, лязгая большими, высокими гусеничными траками, надвигалась вражеская машина.
Демьян, одной рукой сжимая ППШ, а другой – гранату РГД, бросился в сторону раненого. Не замечая языков огня на стволе дерева, он перемахнул через поваленную сосну и стал пробираться среди спутанных, жалящих иглами ветвей. Ветки сдерживали его, отнимая драгоценные мгновения.
Вырвавшись из бурелома, он увидел, как ревущая громадина накрывает своей многотонной тушей залитого кровью, зашедшегося в немом крике бойца.
– Тюха!.. Тюха-а!.. – истошно кричал Демьян.
Не помня себя, он метнул гранату в бронированное чудовище, которое только что раздавило его товарища. Дымный хлопок взметнулся на борту танка, не причинив ему никакого вреда. Зато взрывная волна отбросила целую жменю осколков обратно в сторону Гвоздева. Они со свистом разлетелись повсюду, каким-то чудом не задев его.
Гибель Артюхова, которую Демьян увидел, словно в замедленном прокручивании киноленты, всколыхнула в нем волну неудержимой ярости. Эта волна, нарастая, толкала его вперед.
С истошным криком он побежал прямо на танк, всаживая в его левый борт непрерывную очередь из своего автомата, в то самое место, где были намалеваны крест и белый череп. Фашистский экипаж танка разворачивался на месте, прямо над огневой точкой Артюхова, с изуверским остервенением чертя жуткую окружность над раздавленным штрафником.
Пули отскакивали от высоких катков, от бортовой брони, от сплющенного восьмигранника башни. Движимый тем же порывом ярости, Демьян на бегу вскочил на торчащий наискось ствол сосны и, ведомый каким-то высшим наитием, по инерции, едва не упав, сделав два шага, запрыгнул на борт беснующейся «пантеры».
– Гады! Га-ады! – вопил Гвоздев, кричал что-то еще и, словно одержимый, колотил прикладом по люку командирской башенки.
Из щели на башне с хлопком изрыгнулось пламя. Горячая струя порохового газа ударила Гвоздеву в лицо, опалив его. Изнутри стреляли, скорее всего из пистолета.
Его едва не скинуло наземь от резкого рывка машины, и от этого он немного пришел в себя. Кинув тело вперед и ухватившись за какую-то металлическую скобу, приваренную к боку башни, он приставил дульный тормоз своего автомата к «глазу» отверстия для стрельбы спаренного пулемета. Оно зияло справа, возле самой ствольной маски. Он дал короткую очередь, а потом вернулся к щели, черневшей прямо возле него, на левой щеке башенного «восьмигранника».
Демьян держал ППШ на весу, одной левой рукой, и, когда нажал на курок, почувствовал, как тот запрыгал у него в ладони и как самый край ноздреватого ствола автомата скачет, выбивая азбуку Морзе по кромке тесных границ щели. В этом дробном азбучном перестуке читалось одно: «Умрите, сволочи!»
Звонкие удары пуль защелкали, высекая искры вокруг него. Он повернул голову и увидел, как по следам гусеничных траков к опушке бегут черные автоматчики. «Шмайсеры» возле их животов то и дело вспыхивали красными факелочками. Они вели прицельный огонь, и этой целью был он.
Пружина, которая распрямлялась в нем, еще не достигла своей крайней точки. Демьян, оттолкнувшись с одного шага, спрыгнул с борта на землю. Во время приземления неловко подвернулась левая нога, и старая рана рванула острой, пронзительной болью.
Но боль эта, как просвистевшая в миллиметре пуля, прошла мимо сознания Демьяна. Он с каким-то звериным рычанием ринулся прямо на наступавших. Друг от друга их отделяли несколько десятков метров. Трое или четверо, может быть, пятеро… Демьян не считал. Выжженное поле и грязно-зеленые, в разводах силуэты, ощерившиеся автоматным огнем, прыгали у него в глазах, заливаемых потом, сливались в одну расплывчатую болотистую лужу, которая дрожала в мареве, как расплавленный свинец.
Пули, словно плотный осиный рой, облепили его смертным гулом. Вот одна раскаленная обожгла выше уха, и Демьян инстинктивно дернул рукой к ужаленному месту, но только на долю секунды, а потом снова схватился за патронный диск своего ППШ.
Автомат упруго бился в его ладонях, и «черные» с какими-то лающими криками, воплями падали, валились вниз, будто сбитые с ног невидимой, но очень мощной разящей силой.
Немец вдруг надвинулся совсем близко. Словно вырос из земли, наряженный с ног до головы в обгорелые лопухи. А лицо его торчало из затертой, покрытой бурым налетом пыли и пятнами грязи униформы контрастно бледным. Каска его была завалена на затылок, и посреди залитого потом лица, под налипшими на лоб мокрыми волосами, прямо на Гвоздева глядели два выпученных глаза.
Сосредоточенность и смертельный ужас сквозили в этих навыкате глазах. Гримаса крика исказила физиономию фашиста, и автомат, который он держал сбоку, возле поясного ремня, ожил, задергался, посылая горстями пули в Демьяна. Он стрелял практически в упор, но страх, плескавшийся в его зрачках, лишал сил его руки.
Ствол «шмайсера» шарахнулся, выписав очередью «восьмерки», которые причудливо обогнули бежавшего навстречу эсэсовцу штрафника.
Ответная очередь из ППШ, пружинисто, будто сплетенный из жил бич, ударила эсэсовцу по груди, хлестнула самым концом вверх, раскромсав подбородок и выше. Голова под зеленой каской с брызгами лопнула, будто спелый арбуз, и обезображенный труп свалился, запутавшись в собственных ногах.
– Клац… клац… – беспомощно отозвался спусковой механизм автомата Демьяна на судорожные вжимания курка указательным пальцем.
Гвоздев, не выпуская автомата из рук, перескочил через упавшего немца. Слева на него прыгнул фашист. Несколько шагов, которые отделяли их, немец преодолел молча, но, бросаясь на Гвоздева, издал дикий крик. Демьян в последний момент увидел сверкнувшую в его правой руке отточенную лопасть саперной лопатки.
Гвоздев инстинктивно выставил перед собой автомат, держа его за ствол правой рукой. Лезвие лопатки ударилось о курковую скобу, высекло сноп искр и, соскользнув, уперлось в дисковый магазин. Действуя автоматом как зацепом, Демьян с силой рванул ППШ на себя. Лопатка выскользнула из ладони фашиста, и в тот же момент они сшиблись.
Демьян, уклоняясь от замаха, невольно наклонился в сторону, и немец, навалившись тяжестью своего тела, по инерции движения опрокинул штрафника на землю. Он выпустил из рук «шмайсер», который во время нанесения удара лопаткой сжимал в левой руке. Обеими освободившимися руками фашист схватил Демьяна за горло.