Таня провела рукой по щеке. Действительно, кровь! Ее лицо, ладони и одежда были залиты чем-то неприятно бурым, что, замерзая, сворачивалось и темнело. Она вспомнила, что, когда бежала сквозь дым, натолкнулась на стену, и на нее сверху что-то опрокинулось.
Дверь вампирни «Мадам Вамп» распахнулась, и оттуда вместе с клубами вонючего дыма вырвались Бум и Малюта Скуратофф. Таня поспешно оттащила Ваньку и Ягуна за угол. Петляя по переулкам и подворотням, они выбежали из города и вскоре уже продирались сквозь кустарник к высохшему колодцу, где остались их инструменты.
– Кто это был? От кого мы убегали? – запыхавшись, спросил Баб-Ягун.
– Вампиры… Кажется, все это как-то связано с Симоргом, Перуном и Велесом… Я не успела понять.
– Они тебя видели? Запомнили? – озабоченно спросил Ванька.
– Видели… да… Запомнили? Не знаю… Похоже, я интересовала их с другой точки зрения, – отдышавшись, сказала Таня. – Ну что встали как столбы? Кто-нибудь собирается отваливать эту колоду или девушка сама должна за всех вкалывать? Шевелитесь, проклятики!
Баб-Ягун и Ванька пораженно уставились на нее. Таня спохватилась, поймав себя на мысли, что все больше становится похожа на Гробыню. Точнее, на что-то среднее между Гробыней и Грызианой Припятской. Это говорило только об одном – она все больше вживалась в свою роль, становясь по-настоящему темной. Эх, если бы поймать тот самый момент, когда ты – как будто ни с того ни с сего – начинаешь становиться хуже. Вначале медленно, толчками, еле-еле, потом все ускоряешься и наконец с увлечением, со свистом ветра в ушах мчишься вниз по обледенелой горке деградации.
– Ну дела, мамочка моя бабуся! Ванька, бери с той стороны… И-раз! Навались! – засуетился Ягун, бегая вокруг колоды и делая все возможное, чтобы «навалился» как раз Ванька. Сам же Ягун предпочитал остаться диспетчером-распорядителем.
Внезапно из-под колоды донеслось утробное урчание. Ванька и Ягун отскочили, на всякий случай вскинув кольца. Колода отвалилась, поддавшись чьему-то напору, и из колодца выглянул раздувшийся фиолетовый мертвяк с головой громадной, как котел, и белыми, точно вареными, зрачками. Он выбрался наружу и грузно уселся на край колоды. На щеках у него плясали зеленые узоры разложения.
Ребята отступили. Пока мертвяк был здесь, они не могли спуститься за инструментами, а сидеть на колоде мертвяк мог сколько угодно. У мертвяков не бывает срочных дел. Они уже всюду успели.
Вареные глаза пристально уставились на них.
– Признавайтесь, кто такие? Упыри, злыдни, анчутки, нечистики? Али из живых кто? – потребовал мертвяк, разлепив пальцем зеленые губы.
Таню едва не стошнило. Она отвернулась и зажала рот ладонью. Ягун хотел что-то буркнуть, но Ванька прыгнул на него и сшиб с ног.
– Ты что, забыл, чему нас учили? – зашептал он. – Если прицепится мертвяк, нельзя применять магию – раз. На его вопросы отвечать – два. Предметы брать из рук – три…
– Так что, в молчанку будем играть, песьи дети? – добродушно поинтересовался мертвяк, уперевшись в них белыми зрачками. – За барахлом своим, значит, пришли? Рожденный ползать летать не может? Хе-хе! Контрабасики нужны, пылесосики, а? А вот не дам ничего, пока со мной не поговорите. А то смотрите: асилков позову, утопленников али полудниц. Взвоете тогда!
Ребята молчали. Мертвяк неохотно слез с колоды и принялся прохаживаться вокруг. На его коже и одежде видны были следы земли. Ванька с Ягуном переглядывались, прикидывая, нельзя ли как-то отвлечь его и прорваться к колоде.
– А ведь знаю, зачем вы здесь… Все знаю! За посохом явились! – вдруг заявил мертвяк.
Таня быстро подняла голову и взглянула на него, невольно прислушавшись. Поняв, что его слова услышаны, мертвяк торжествующе забулькал.
– Что, интересно про посох, песьи дети? Хоть одно словечко скажите, а то дальше не расскажу! – пригрозил он, озабоченно поправляя пальцем губы.
Ребята молчали. Мертвяк некоторое время угрюмо сидел на колоде, требуя ответить «да» или «нет». Наконец, убедившись, что разговаривать с ним никто не собирается, мертвяк ударился в философию.
– Эх вы, живые! Трясетесь над собой, то да се, прям глядеть противно. Тыщу лет, что ль, на свете жить собираетесь? Рано или поздно все равно свидимся, коль до той поры я совсем в гниль не уйду… Я тоже для себя жил, о душе не думал, а теперь вон с телом своим проклятым никак не расстанусь! Те, которые пошустрее, давно уже тела побросали да ввысь упорхнули. Что им тела – дрянь! А я в плоти жил, в плоти и порчусь. И на вечность эту вашу, на небо я чихать хотел! А, что молчите: так или не так? – вдруг быстро произнес мертвяк, подпирая ладонями непрочно сидящую голову.
Ответа он снова не получил, что его ужасно разозлило.
– А, чтоб вас!.. Умненькие стали! Нет чтоб вежливо со старшим побеседовать, а после в одной могилке с ним полежать!.. Ну да Древнир с вами – и так скажу… Посох этот ваш вампиры у богов утащили, хотели власть над миром получить, да только недолго он у вампиров пробыл… Украли его и у них. Теперь вампиры и сами не знают, где его искать. А я знаю… Из-под земли-то оно многое видать. Она только с виду непрозрачная, земля-то… А как ляжешь – мигом все насквозь увидишь.
Таня, Ванька и Ягун ждали. Мертвец еще некоторое время побулькал. Потом, не церемонясь, оторвал у себя ухо и, крикнув: «Лови!» – бросил его Тане. Таня замешкалась. Ухо отскочило от ее руки и превратилось в скомканный лист.
Таня машинально подняла его с земли и развернула. Лист оказался вырванной из модного журнала фотографией, на которой заснято было… да-да… семейство Дурневых, запечатленное в гостиной собственной квартиры на Рублевском шоссе.
Увидев знакомые лица, малютка Гроттер одеревенела. Она и не предполагала, что щупальца самого доброго депутата дотянулись и до Лысой Горы.
Внезапно бумага начала съеживаться, и Таня поняла, что все еще держит отрубленное ухо. Она закричала и с омерзением отбросила его. Мертвяк поймал свое ухо, прилепил на место и, вздрагивая, точно бурдюк, зашлепал в сторону кладбища. Шагов через двадцать он обернулся. Вид у него был торжествующий, как будто он уже достиг того, чего хотел.
– До встречи! – сказал он и омерзительно расхохотался.
Тане стало вдруг не по себе. Перед глазами запрыгали гробовые лопаты и пошлые еловые венки «От домоуправления». Она поняла, что сделала непростительную ошибку.
– Тань, нельзя принимать ничего из рук мертвеца, – убито сказал Баб-Ягун.
– Но я не принимала из рук! Я подняла с земли! – поспешно возразила Таня, отлично понимая, что это слабое возражение.