– Умоляю, Таня, не смотри, нельзя! Я знаю, что бывает с тем, кто смотрит на богов, – почти взмолился он.
Но даже втиснутая носом в пыльный ворс персидского ковра тети Нинели, с Пуппером, сидевшим у нее на закорках, с глазами, закрытыми его влажными ладонями, Таня все равно неведомым образом продолжала видеть то, что происходило в комнате. Золотистые корни посоха зримо врастали в ковер. Тонкий ствол, расширяясь на глазах, взмывал к потолку. Ствол ветвился. Шумела листва.
* * *
В доме на Рублевском шоссе – и одновременно во всех трех мирах и в бесконечности, в той изнаночной части бытия, которая одна и управляет миром, – прорастало вечное древо, вновь соединяя воедино, стягивая незримыми, но прочными нитями разрозненное целое. Земля, небо и Потусторонние Миры вновь становились частью единой системы. Трепетные листья примиряли и залечивали раны, принося на своих зеленых ладонях малые частицы надежды. В уставший, истертый, надоевший сам себе мир капля за каплей, росток за ростком приходил покой.
Раненый Симорг встрепенулся. Силы возвращались к нему капля за каплей. Чем выше становилось древо, тем громче и увереннее кричала птица-хранитель.
Когда древо – осязаемое и одновременно бесплотное – занимало уже всю комнату, оно внезапно дрогнуло и пропало. Но не исчезло и не погибло – Таня ощутила, что так и должно было случиться. Древо заняло свое место. Вместе с древом пропал и Симорг, в последний миг огласивший комнату торжествующим клекотом.
Теперь в комнате были лишь Таня, Пуппер и три языческих бога. Некоторое время боги стояли в молчании, но затем что-то переменилось, и все трое разом повернулись к Тане и Гурию.
– МАГИ, ДУТЫЕ НИЧТОЖЕСТВА! ЖАЛКИЕ ОТБЛЕСКИ ВЫРОДИВШЕГОСЯ ДРЕВНЕГО ВОЛШЕБСТВА… ВЫ ДУНОВЕНИЕ ВЕТРА, КОТОРОГО УЖЕ НЕТ… ПРОЧТИТЕ СВОЮ СМЕРТЬ В МОИХ ГЛАЗАХ! – сказали за золотой вуалью три рта Триглава.
– Какой кошмарный выспренний стиль… Эй, Пуппер, слезай с меня! – буркнула Таня, на спине которой все еще сидел Гурий. Глупо было умирать в такой нелепой позе носом в ковер тети Нинели.
Смертоносный Триглав шагнул к ним, потянувшись к вуали, но неторопливый Велес коснулся его плеча. Бог-убийца остановился.
– НЕ ЗЛИ МЕНЯ, ПОКРОВИТЕЛЬ СТАД! ПУТЬ СЮДА БЫЛ СЛИШКОМ ДОЛГИМ, ЧТОБЫ Я ОТКАЗАЛСЯ ОТ УБИЙСТВА. МОЮ ДОРОЖНУЮ ПЫЛЬ СМОЖЕТ СМЫТЬ ТОЛЬКО КРОВЬ! – прошипел он и, отвернувшись от Велеса, сделал еще шаг.
Тяжелая рука вновь легла на его плечо. Триглав, зарычав, потянулся к оружию.
– Я ПРЕДУПРЕЖДАЛ ТЕБЯ, ПОКРОВИТЕЛЬ СТАД! НЕ СМЕЙ МЕШАТЬ МНЕ, ИЛИ ПОЖАЛЕЕШЬ! – крикнул он, вновь оборачиваясь.
Перед ним был уже не Велес, а Перун.
– СМИРИСЬ И ОТОЙДИ, БОГ МОРА И ВОЙНЫ… СЕГОДНЯ ЗДЕСЬ НЕТ ТВОЕЙ ЖАТВЫ, – спокойно приказал он.
– МОЯ ЖАТВА ЕСТЬ ВСЕГДА И ВЕЗДЕ! НИКТО НЕ СМЕЕТ УКАЗЫВАТЬ МНЕ, ДАЖЕ ТОТ, КТО ХВАЛИТСЯ ВЛАСТЬЮ НАД ГРОМОМ! – заупрямился Триглав.
– ВОЗМОЖНО, НО ТЕПЕРЬ ТЫ ИХ НЕ ТРОНЕШЬ! ЭТИ МАГИ СПАСЛИ СИМОРГА. МЫ ДОЛЖНЫ ИМ ЖИЗНЬ В ОБМЕН НА ЖИЗНЬ, – твердо возразил Перун.
– МНЕ ПЛЕВАТЬ НА ВСЕ ЗАКОНЫ! Я УБЬЮ ИХ!
Рука Триглава легла на рукоять меча. Рука Перуна – на молот. С минуту боги молча смотрели друг на друга. Потом Велес вышел вперед и встал рядом с Перуном. Он был безоружен, в сражении богов оружие решает далеко не все.
Триглав убрал руку с рукояти меча.
– Я НЕ ТРОНУ ИХ СЕЙЧАС, – сказал он.
Бог мора и войны еще раз скользнул взглядом по Тане и Пупперу и отошел без сожаления. Таня услышала его голос, прокатившийся в ее сознании, точно морская волна, стирающая следы на песке:
– НАШИ ДОРОГИ ЕЩЕ ПЕРЕСЕКУТСЯ. ПОКА ЖЕ ВАША ЖИЗНЬ БУДЕТ ВАМ НАГРАДОЙ!
Триглав захохотал, разом вскинул к потолку руки и исчез в серном дыму. Велес и Перун исчезли считаные секунды спустя – без шума, дыма и пыли.
Таня услышала лишь ржание застоявшихся коней и томное мычание вола. Боги удалились.
– Ну что, насиделся на моей спине? Может, слезешь хоть теперь? – спросила Таня.
Гурий отпустил ее и слез.
– Прости, я задумался, – сказал он.
– В следующий раз, когда задумаешься и перепутаешь меня со скамейкой, схлопочешь Пундус храпундус, – предупредила Таня.
В комнате все было перевернуто кверху дном. Опрокинутый стол, осколки посуды. Дверца шкафа с начертанным руническим знаком была оплавлена с одного края, где ее задел молот Перуна.
– Тетя Нинель давно собиралась сменить в квартире обстановку, – сказала Таня. – В любом случае нам нужно отсюда линять. Мне не хочется проводить новогоднюю ночь у лопухоидов.
– О, Таня! Ты решила улететь, не прощаясь со своими родственниками? Это очень по-английски! Мы после пришлем им купидончика с извинениями! – одобрительно сказал Пуппер.
Вскоре контрабас и метла вылетели из разбитого окна, взяв курс на Тибидохс. Пока они неслись над городом, Таня все время смотрела вниз. Снегопад уже закончился. Город мало-помалу готовился встретить первый рассвет нового года. Лишь изредка внизу взрывались петарды и пробегали искристые змейки салютов.
Пока в их квартире шла разборка богов с вампирами, Дурневы и примазавшийся к ним Халявий благоразумно отсиживались в ванной, запершись на задвижку. Лишь много времени спустя дядя Герман отважился выглянуть в коридор и осторожно всунул нос в комнату.
– Ну как там? – нервно крикнула из ванной Пипа.
Она была в такой панике, что готова была захлопнуть дверь и бросить папулю на произвол судьбы.
– Тут никого нет – ни Пуппера, ни Таньки, ни вампиров, никого, – дрожащим голосом отвечал дядя Герман.
– И Пупперчика моего нету? Украли, гады, народное русское достояние! – огорчилась Пипа.
Вместе с мамулей они прокрались в комнату, а в следующий миг страшный сдвоенный вопль огласил дом на Рублевском шоссе.
– П-п-почему ты нам ничего не сказал? – набросились они на дядю Германа.
– Да я как-то не сообразил! Не думал, что это вас напугает, – вяло оправдывался бывший депутат.
Наконец к Пипе вернулся ее обычный здравый смысл.
– Подумаешь, гроб! А каких еще новогодних подарков вы ожидали от Гроттерши? Скажите еще спасибо, что она никого туда не засунула, – фыркнула она.
* * *
Уже рассвело, когда Пуппер и Таня добрались наконец до Буяна.
– Грааль Гардарика!
Семь радуг слились в одну, пропуская их.