По команде снаружи дверь распахнулась. Сопровождающие, подхватив Гордеева под локти, сноровисто повлекли к выходу из фургона. Машина стояла в небольшом дворике, мощенном булыжником. С трех сторон двор окружали высокие, метров под пять, грубо оштукатуренные стены, с четвертой – высилось мрачное трехэтажное здание из красного кирпича.
Окружающий ландшафт Станислав изучал на ходу. Конвоиры, вытащив его наружу, бегом, дополнительно подталкивая кулаком в спину, поволокли к центральному подъезду, у которого стояли двое часовых, вооруженных «М-16». Один из служивых распахнул перед приближающейся процессией дверь. Гордеева завели внутрь, бегом же протащили по коридору и затолкали в тесную камеру, в которой не было ни нар, ни даже табурета.
Конечно, от каменного мешка, в котором ему пришлось провести несколько часов до встречи с генералом Муагабом, данное узилище отличалось в положительную сторону, правда, не слишком. Здесь можно было стоять в полный рост, а вот растянуться и лечь Стасу вряд ли удалось бы по причине исключительной тесноты. Правда, и особого желания лечь на грязный, в подозрительных бурых засохших подтеках пол у него не возникло.
Дверь захлопнулась, засов поехал в петлях, проскрипел ключ в замке, и все стихло. Станислав постоял немного, прислушиваясь к звукам в коридоре, а потом, вспомнив старую истину, что в ногах правды нет, присел на корточки у стены и прикрыл глаза. Он неожиданно поймал себя на мысли, что примерно так и должен себя вести опытный сиделец. Сил зря не расходовать, беспрекословно подчиняться конвоирам, ничему не удивляться, никому не верить, а главное – принимать все происходящее как должное.
Сколько он находился в камере-отстойнике – час, два, а может, и больше, Стас был не в силах определить. Время тянулось медленно, практически никаких звуков не долетало до его ушей. Лишь тонкая светлая щель-вытяжка под потолком указывала, что на дворе день. И мысли неспешно бродили в голове. Решение о том, как себя вести на допросе и суде, Гордеев принял еще вчера, поэтому сейчас ему оставалось лишь ждать и надеяться на лучшее. А вот что считать лучшим, было тайной за семью печатями, загадкой, ответ на которую, возможно, не стоит искать…
В конце концов, от скуки и, казалось, остановившегося времени Стас стал подремывать. Правда, на сон это мало походило, а больше смахивало на кратковременное отключение сознания. Видимо, мозг отдыхал после напряженной работы последних суток. Да и много ли наспишь сидя на корточках?
Его разбудил лязг засова. Гордеев поднялся, сильно потянулся и покачал корпусом, разминаясь после долго сидения. В камеру зашли двое крепких молодцов в камуфляже.
Не говоря ни слова, они ухватили Стаса за локти и повлекли в коридор. Поднявшись на этаж выше, его подвели к одной из дверей и поставили рядом лицом к стене. После коротких переговоров с кем-то невидимым Гордеева завели в помещение за дверью.
Два стола и два стула потертого казенного вида составляли всю меблировку большой, размером примерно десять на пятнадцать, комнаты. Унылости добавляли покрашенные темно-серой краской стены и грубые частые решетки на окнах. За столами, стоящими друг напротив друга, сидели два тучных немолодых негра в свободных белых рубашках, «одинаковых с лица», как их с ходу окрестил Гор. В первые минуты знакомства с обитателями этой комнаты он вряд ли мог найти хотя бы три отличия между ними. Широкие одутловатые лица, массивные роговые очки, короткий ежик седоватых волос и при всем этом – брезгливая мина, кривящая толстые вывернутые губы…
Гора поставили посередине комнаты, как раз между столами.
Один из «одинаковых» внимательно, правда без особых эмоций, оглядел его с головы до ног. Второй, углубленный в изучение каких-то бумаг, даже не посмотрел на Станислава.
Молчание продолжалось недолго. Тот, который изучал бумаги, поднял глаза и, глядя сквозь Гордеева, бесцветным речитативом произнес длинную фразу на английском языке. Из нее Стас понял, что говорящий – заместитель генерального прокурора, а его «брат-близнец» – адвокат, которому государство любезно предоставило честь защищать обвиняемого.
Замгенпрокурора торжественно объявил, что он приступает к допросу Гордеева и все, что тот скажет, может обернуться против него.
Станислав был готов к допросу, и первое, что он сделал, так это категорично заявил, что не владеет английским языком и без переводчика на французский допрос состояться не может. Прокурор понимающе кивнул и отдал короткое распоряжение охране. Через минуту в комнате появился человек, которого представили Гору как переводчика. Надо отдать должное, допрос был подготовлен качественно. У Стаса даже появилось предчувствие, что если он сейчас заявит о плохом самочувствии или желании заменить адвоката, то медицинская помощь и новый защитник ему будут предоставлены сей же момент.
Тянуть время особого смысла не было, Гордеев был вполне удовлетворен присутствием переводчика, и допрос начался.
Формальности были соблюдены. После вопросов о фамилии и имени, национальной принадлежности, места постоянного проживания и так далее, на которые Стас ответил без запинки, в соответствии с имеющимися документами и легендой, прокурор перешел к основному. «Мсье Пэре» было предъявлено обвинение в подготовке и осуществлении убийства премьер-министра Нганга Миери.
В ответ Станислав твердо заявил, что не имеет к данному преступлению никакого отношения и все вышеперечисленное – подготовка и участие в покушении на Миери – является клеветой и чистой воды наветом. Возмущению «Антуана Пэре» не было предела. Он грозился, что родная Франция не оставит в беде своего «ситуайена» и армия республики уже поднята в ружье.
Не останется в стороне и Гаагский международный трибунал, и Совет безопасности ООН. А прогрессивные экологи всего мира единым фронтом выступят в защиту коллеги. Возмущению ученых не будет предела, когда они узнают, что в результате произвола силовых ведомств при попустительстве руководства страны и лично президента Дуанга Магонго мониторинг биосферных резерваторов тропической зоны Центральной Африки находится под угрозой срыва…
Адвокат внимательно вслушивался в эмоциональное выступление Станислава. А вот на лице заместителя генпрокурора была написана откровенная скука. А уж после того, как Гор упомянул о «мониторинге биосферных резерваторов», прокурорский работник скривил физиономию, словно скушал лимон, и с размаху хлопнул рукой по столу, прекращая словоизлияние допрашиваемого.
Далее допрос продолжался в более деловом ключе. Стасу были предъявлены неопровержимые доказательства его вины. На свет явились и показания официанта, обслуживавшего его в кафе на площади и видевшего, как Станислав крепил веревку, по которой спустился с минарета его подельник, и свидетельство филера, которого Гор вырубил у триумфальной арки. Нашли и прохожих и жителей трущоб, признавших в нем одного из двух белых, бежавших с площади после покушения на премьер-министра.
Убойным доказательством вины Гордеева стали отпечатки его пальцев на оружии, из которого убили Нганга Миери. Самое смешное, на снайперской винтовке их не должно было быть. Во-первых, с ней занимался Форман, а во-вторых, перед акцией коллега Стаса-Алана тщательно обработал поверхность «снайперки» растворителем, после чего работал только в перчатках. Ну, а в-третьих, никто не брал у Станислава отпечатки его пальцев, с которыми можно было сравнить следы на оружии. Однако в прокурорской папке оказался акт экспертизы, в котором черным по белому утверждалось обратное: на снайперской винтовке есть отпечатки пальцев подозреваемого Антуана Пэре.