– Зачем ты отдал ему перстень, Германчик? У тебя же были на мальчика свои планы.
– Бесполезно, – сказал Дурнев. – Мало того, что он упрямый баран, он еще и влюбленный баран. Уж я-то кое-что понимаю в людях. Скажи спасибо, что мы от него вообще отделались.
Тетя Нинель без особой радости посмотрела на мужа:
– Жалко его! У меня никогда не было сына!
– Добра-то, добра! У тебя есть я, мамуля. И этим все сказано, – утешил ее Халявий, выглядывая из-за кресла. – Пойдем-ка, братик, в карты… Только скажи мне, будь добреньким, почему у тебя туз и десятка – двадцать одно, а у меня туз и десятка – перебор? Или это от масти зависит?
Через минуту после того, как Ванька телепортировал, ожил личный зудильник тети Нинель. Он производил такие резкие звуки, что Дурнев бросил карты и подбежал к нему одновременно с женой.
На экране была Пипа.
– Мамуль, папуль, это я! Приветик! – завопила она. – Получили мое письмецо? Как тебе купидон? Правда наглый? Я самого прикольного выбрала, которого Гломов за пивом посылает.
Дурнева укоризненно уставилась на дочь:
– Гроттерша в Дубодаме, а ты мне ничего не написала! Как это называется?
– Танька? В Дубодаме?.. Ты чо? Что за глупые шутки? Да она на драконбольной тренировке! Полчаса назад утопала! – удивилась Пипа.
– А, да ты не в курсе! Ее, наверное, прямо там, на поле, арестовали, – снисходительно сказала тетя Нинель.
– Схватишь ты Гроттершу на поле, как же! Там же Гоярын с Соловьем! И она на своем контрабасе, как намыленная! Они на поле и сунуться не посмеют! Да их там перцовыми мячами накормят и штаны на голову наденут! – хикикнула Пипа.
– Но как же?.. – растерялась тетя Нинель.
– А так. Эти нахалы были тут с утра у нас в комнате. Пришли, все перевернули, а потом увидели меня и свалили… Некоторые даже через окно. А не надо было меня бесить. Знают же, что я с интуитивной магией управляться еще не умею. Как заору – их и смело! Хадсону, бедолаге, опять досталось! Кто его просил соваться? Буян на то и Буян, чтоб буянить.
– А мы вот слышали, что Гроттерша в Дубодаме! Нам Ванька сказал! Бессмертник Кощеев, или как там его, выступал по зудильнику! – торжествующе сообщил бывший депутат.
Пипа присвистнула. Несмотря на многие свои недостатки, соображала она быстро.
– Во блин! Не, Танька на драконболе, без дураков. Я поняла! Это провокация. Бессмертник сделал передачу только на мир лопухоидов. Они просекли, что в Тибидохсе Ваньки нет, вот и решили его выманить. Скажите Ваньке, чтоб никому не звонил и не посылал купидонов… Я бегу к Сарданапалу!
– Поздно, киса! Он уже никуда не пошлет купидонов! И никому не позвонит!.. Какая же все-таки умница этот Кощеев! Вот голова! Хоть завтра взял бы его своим замом по маркетингу и стратегическому планированию! – таинственно сказал Дурнев.
* * *
Ванька сбросил покрывало, обгоревшее во время телепортации. Он стоял в сырой низине, среди каменного хаоса. Колоссальные каменные глыбы громоздились до облаков в таком беспорядке, словно языческие боги когда-то сбрасывали их с небес, погребая под ними взбунтовавшихся титанов.
Ванька обошел каменный завал с севера и здесь, в низине, внезапно увидел Дубодам.
Дубодам не был страшен. Если честно, то Ванька ожидал большего. Низкие башенки и серые стены магической тюрьмы смотрелись пресно и навевали тоску. Сизые тучи прилипли к небу, как окурок к верхней губе. Больше всего к Дубодаму подходило слово «никакой». В конкурсе на самую невыразительную тюрьму он вполне мог бы получить золотую медаль. Его даже ни с чем нельзя было сравнить, такой он был безликий и ускользающе-заурядный.
Сердце у Ваньки сжалось. Неужели ему придется провести остаток жизни в этом сером и темном месте?
У деревянных ворот не было даже стражи. Только висел тяжелый молоток. Ванька потянулся к нему, чтобы ударить в ворота, но не сумел даже размахнуться. Странная тяжесть сковала его тело. Все вдруг стало ему безразлично. В сонном оцепенении Ванька шагнул вперед и привалился к воротам.
«Проклятый молоток! Это все он…» – мелькнула мысль.
Ворота открылись с висельным скрипом. На маленькой площади, начинавшейся сразу за воротами, его, похоже, уже ждали. Два де мента в темных плащах и капюшонах, скрывавших лица – видны были только острые безволосые подбородки, – цепко схватили Ваньку за руки и сдернули с пальца магическое кольцо.
В тот же миг невесть откуда вынырнул бойкий магвокат Хадсон. Даже близость де ментов не могла испортить его прекрасного настроения.
– О, это есть Джон, который убив нашего Гувия! Свавное знакомство! Зло пожавовать в Дубодам, мон ами! – воскликнул он.
– Где Таня? Я пришел! Отпустите ее! – с усилием выговорил Ванька. Глаза у него слипались. Он не сумел бы сейчас досчитать даже до двух – камни Дубодама выпивали его силы.
Магвокат Хадсон потер сухие ладошки.
– Мой двуг! Вынужден вас вазочавовать: Гвоттер тут нет. Пока или уже – это не так вавно… Мы, как бы так вывозиться, пвибегли к мавенькой хитвости… Надеюсь, вы нас пвостите, но нам так хотевось познакомиться с вави побвиже… Мавчики, отведите мистева Вайлявьку в камеву! Дайте ему все, что он захочет. Воды с пиявками, хлеба с таваканами – все для нашего двуга!.. Я же пока позвоню в Магщество! Это бовьшой твиумф!
Де менты, крепко держащие Ваньку под локти, не то засмеялись, не то заскрипели. Внутри капюшонов зажглись и сразу померкли алые точки.
Известие, что Ванька в Дубодаме, облетело Тибидохс мгновенно. Вечером Зал Двух Стихий напоминал разоренный муравейник. Не было обычного дележа скатертей, не было шуток и смеха. Гуня Гломов, окруженный целой свитой поклонниц, рвался в Магщество открутить Кощееву черепушку. Лиза Зализина явилась на ужин в темном траурном платье с вуалью, так что ее сперва даже приняли за Недолеченную Даму. И это несмотря на то, что теперь Недолеченная Дама все больше носила платья с розанами и пышные юбки.
Зализинская кукушка бестолково летала по залу, не узнавая хозяйку в трауре. Наконец узнала и уселась к ней на плечо.
– Эй, кукушечка, сколько Ваньке жить осталось по милости этой дуры? – громко спросила ее Лизон.
Кукушка вначале промолчала, а затем, засомневавшись, все же выдала одну половинку «ку», зажилив вторую.
– Ах, – сказала Лиза. – Я так и думала! Это такой кошмар, что просто слов нет!