– Че он там блеет, прапор?
– Говорит, что если бы ты попал в его руки, то он не стал бы издеваться, а просто отрезал бы тебе голову, освободив от мучений...
– А! Так оно еще и благодетель, оказывается... С большим сердцем... Густав! Ну-ка приподними его на пару сантиметров!.. Придется кормить, как видно...
Дизель натянул стропу так, что у афганца вытянулась шея, а когда к нему приблизился Андрей, он стал визжать таким противным пискливым голосом, что у всех едва не заложило уши.
– Ком! Он орет, что правоверный мусульманин, и просит не приближаться к нему с плотью грязного животного...
– Так пусть говорит! – рявкнул Андрей еще раз и поднес бутерброд с салом к самому рту талиба. – Скажи ему, что я, русский офицер, обещаю подарить ему смерть настоящего шахида, если он начнет говорить. А если нет, то он сдохнет как вонючий ишак!
В течение следующих десяти минут афганец говорил не переставая, да так быстро, захлебываясь собственными словами, что Грому пришлось пару раз его попросту остановить и приказать повторить сказанное заново. Теперь Андрей не лез в это «воркование двух голубков», зная, что Павел настолько опытен, что и без него задаст все нужные вопросы.
Андрей отошел к огню костра и присел на корточки.
На душе было мерзко и пусто. Словно прошлась по ней многотысячной конницей орда Чингисхана. Филину было мерзко и противно оттого, что только что пришлось сотворить с этим человеком. Противно оттого, что ему, русскому офицеру, которым он никогда не переставал быть, пришлось уподобиться этим скотам, которые «воевали за священный ислам», и растоптать человека в его вере. Сейчас Андрей был противен сам себе!
«...Прости меня, господи! Прости мне грехи мои, ибо видишь ты, что согрешил я во благо! Прости меня, Милостивый и Милосердный!..»
Он бросил бутерброд в огонь и стал наблюдать, как начал таять и «плакать крупной слезой» народный символ его родины.
Андрей, пристально глядевший в пламя костра, не заметил, как к нему подошел Гром:
– Все, Андрюха. «Исповедь» закончена. Он раскололся, как гнилой орех, – до самой задницы.
– Ну и ладно, – проговорил Андрей угрюмо.
– А знаешь, что он сказал в самом конце? – Павел присел рядом. – Он сказал, что ты его все равно обманул. Его собратья, мол, умерли как настоящие воины в бою, а он умрет как шакал, потому что замерзнет на морозе, а любого умершего мусульманина, а особенно своей смертью, надо хоронить до захода солнца. А здесь, на этой горе, этого никто делать не будет. Так что...
Андрей посмотрел Павлу прямо в глаза:
– Я дал ему слово русского офицера, Паша...
Он поднялся и подозвал к себе Вайпера:
– Збигнев, организуй вынос трупов из пещеры.
– Зараз зробим!
Кондор подождал несколько минут, потом жестом указал Грому на пленного и пошел по тому коридору, по которому они и проникли на НП.
Втроем они дошли до валуна, который еще так недавно укрывал собой разведчиков от ветра несколько часов кряду. Андрей достал из нарукавного кармана комбинезона моток лейкопластыря, входившего в ИПП (индивидуальный перевязочный пакет) каждого разведчика, и наступательную гранату.
– Переведи ему мои слова, прапорщик.
Андрей прямо поверх одежды примотал пластырем гранату к правому плечу талиба, а затем связал ему ноги и уложил рядом с камнем.
– Теперь, Махмуд, твоя смерть зависит только от тебя. – Он посмотрел прямо в глаза моджахеда. – Либо замерзнешь, либо дотянешься зубами до кольца и умрешь, как воин. Я тебя не обманул!
Они с Громом успели отойти от валуна всего-то метров на десять, когда бухнул взрыв. Но ветер сделал свое дело – скрыв его в своем натужном вое.
– Вот так.
– Слушай, ком, где ты этому научился? Нет, я знал, конечно, и про свинину, и про «достойную смерть», но... У меня никогда и в мыслях не было использовать это именно так!
– Значит, острой нужды не было, Паша. А научился... Жизнь научила. Так что удалось узнать, прапор?
– Он, оказывается, был старшим на НП.
– Вот даже как? – удивился Андрей. – Но те «трубачи» были и по возрасту старше, и поопытнее, по всему видать.
– Но они афганцы! А этот Абдул – араб.
– Наемник?
– Угу. Из Иордании. Посчитал своим долгом воевать с «неверными» в рядах «Аль-Каиды» и приехал сюда полгода назад.
– Ясно. Что по существу?
– Связь у них каждый день после дневного намаза – в 12.30.
– Как это происходит?
– В крепости сидит на связи один из «непримиримых» и в течение получаса связывается с постами.
– Хреново!
– Нормально, капитан! Радист – афганец! А местные для арабов что-то типа «второго сорта». Ну, типа: «Мы приехали вам помогать, потому что вы сами ни хрена не можете, а поэтому вы должны целовать нас в попу и относиться как к большим баям!» Радист не рискует задавать лишних вопросов «большому человеку». «Восток – дело тонкое, Петруха!» А на НП старшими назначаются только арабы, которые и сами-то не считают нужным базарить с афганцем. В общем... Радисту в крепости достаточно услышать только «Все в порядке!».
Андрей остановился у самого входа в коридор, закурил сигарету, подымил минуту и спросил:
– Слушай, Паш, тебя ничего не смущает?
– Да я над этим уже полдня мозги ломаю, Андрюха! – Павел тоже закурил и прислонился плечом к холодному камню. – Бардак какой-то непонятный! Либо Усаме этому на все насрать, либо он полный дебил, либо там командует кто-то другой, кто был когда-то у него «Аистом» и запомнил систему охраны, а вот придумать новую мозгов ему уже не хватает.
– А самого Усамы там просто нет то бишь?
– Не знаю! Но то, что это один из этих трех вариантов, я уверен, иначе я тогда вообще ничего не понимаю!
– Ну да. «Либо я поц, либо лыжи не едут».
Андрей сделал две глубокие затяжки.
– Вот и мне так кажется. Только какой вариант правильный?
– Не знаю я, командир.
– Что с постами?
– Пулеметные гнезда разбросаны по горам довольно густо. Говорит, что раньше были и патрули, но теперь там засели в глухую оборону.
– Понятно.
– В «зеленке» новых минных полей нет. По крайней мере, за те полгода, что он здесь, их не ставили – не было нужды. А теперь нет времени.
– Думаешь, набрехал?
– Нет. Он был по-настоящему напуган твоим бутербродом. В общем... Если это так, то я сумею, по старой памяти, провести группу почти к самой крепости. По крайней мере, к кромке «зеленки» точно.
– Что он сказал о численности гарнизона?