– Пока... – Филин аккуратно положил трубку на аппарат и посмотрел на свою Иришку.
Она все это время сидела рядом и, приложившись ухом к трубке, слушала весь разговор с Израилем.
– А у нее такой, ты знаешь, довольно милый, спокойный голос.
– Милый, – согласился он, кивнув головой. – Только этим милым голоском говорятся такие гадости, что ее хочется просто разорвать, как вонючую тряпку! Ты не заметила?..
А потом, ночью, Филин плакал. Плакал тихо, по-мужски. Без соплей и всхлипов. Он просто лежал в полной темноте на спине и смотрел в потолок. Вспоминал, рисовал своего Максимку, и из глаз его текли слезы. Скупые слезы обожженного боями воина.
«Я заберу тебя, Максик! Заберу!!! Пока не знаю как, но заберу!!! Дам ей денег, отсужу или просто украду, но!!! Но-о-о!!! Ты будешь со мной, сынишка! Сын мой! Моя надежда и опора, дай-то бог, в старости! Ты, Максим Андреевич, будешь со мной!!! Или я не Краповый, или я не „Гусь Жерарди“? Я не я буду!!! И моих Краповых подключу, и „гусей“, поди, Франтишек не откажет в праведном деле!.. Ты будешь со мной, Макс! Клянусь!..»
Его Иришка поняла, что происходит с Андреем, только тогда, когда в своих ночных ласках провела ладонью по его лицу... Такие редкие слезы Филина остались на ее ладони напоминанием того, что и «бесчувственные камни» могут плакать...
...А через неделю, даже меньше, 25 октября, Андрей сорвался...
Тяжелая, изнуряющая работа. Постоянный моральный прессинг со стороны заказчика, хозяина коттеджа...
В общем, Филин устал. Довели до... Непьющий, уже категорически, водку, он купил три литра крепкого, 12-градусного пива, да и всосал их на голодный желудок...
Бедная Иришка... Она-то как раз и оказалась тем человечищем, который не просто знал и понимал его мытарства душевные, но... Она-то и приняла на себя весь удар той невысказанной боли, которая рвалась из Андрея наружу... Кошмар! Ужас и кошмар!!! Вспоминать не хочется...
...А на следующий день пошел первый снег. И Андрею стало легче...
Не душевно, нет, – физически. Все те дыры, которые «наковыряли» в нем за многие годы афганские «духи», таджикские наркобароны... Да мало ли их, тех, которые пытались «удвухсотить» почти легендарного Филина?.. И попадали в него, было дело, чего скрывать. А вот теперь, когда он решил все же жить «как все нормальные люди», вот тут-то и разболелось помотавшееся по миру да по войнам тело, вывалилось из того ритма, которое оно само себе задало еще тогда, в 1988 году... Болело все... И не мудрено, после четырех клинических смертей и шести или семи (кто уж сейчас вспомнит-то точное их число) контузий... А он просто молчал. Скрипел зубами и пер, как танк, на свои трудности:
«Фигня! Давай, держись, ты, трижды капитан! Держись, Ляксеич!!! Ты здесь еще нужен! Наверное... Детишкам своим да Иришке, наверное...»
Андрею стало легче. Физически...
Но душа...
«Снег! Снег, Андрюха!!! Вот она, белая пороша!.. Десять лет мечтал его увидеть... Это, наверное, Снегурка плачет, не иначе!.. Снег! А мои поросята его даже и не знают. Хотя... Машенька может помнить – ей тогда, в 95-м, было уже четыре годика, и она каталась на санках... И смеялась во весь голос от удовольствия... Теперь ей уже почти пятнадцать... Помнит ли? Как наш Данчик, запряженный в санки, пер по снегу вдоль по улице, а Андрей не мог их догнать, а прохожие ухахатывались, мол, упряжная собака... Помнит ли?.. – Мысли терзали его душу, а он сам „терзал“ свое тело. – А Макс?! Он-то снег вообще не видел! А ему, я знаю, понравилось бы! Ведь это же красиво!.. Мягкие „белые мухи“... Максик мой, Машенька! Когда-нибудь будем все вместе встречать настоящую зиму, со снегом и морозом, а не дождями и промозглой слякотью! Будем! Я уверен! Уверен!!! И так будет!..»
Этот сильный человек имел свое большое «слабое место», огромную брешь в той броне, которой и были его характер и воля. И брешь эта имела свое имя – Максим... Ради этого маленького человечка, но уже такого настоящего мужичка, он готов был на все...
«...Господи Иисусе Христе, милостивый, милосердный! Молю тебя, Господи, услышь меня, раба твоего грешного Андрея! Помоги мне, Господи, в трудах и помыслах моих! Помоги детям моим, родителям, помоги любимой моей, рабе Божьей Ирине Боковой. Дай мне силы физические и душевные, Господи всемогущий, чтобы мог нести Крест свой! И пусть сбудется все, что я задумал, Господи! Помоги мне в трудах моих, и пусть мне помогают все, кто может мне помочь, Господи всемогущий, ибо ты видишь, что не для себя я прошу, а для родных и близких мне людей! Молю тебя, Боже, на тебя уповаю! На милость твою и благодать, Господи Всемогущий! Яви нам милость свою и благодать, спаси и сохрани нас грешных рабов твоих! Ныне, и присно, и во веки веков! Аминь!»...
...Ночь навалилась на джунгли внезапно, без вечерних сумерек, как это и бывает всегда в этих южных широтах.
Запели, затрещали в темноте букашки, начиная свою такую опасную ночную жизнь. Зашевелились ближние и дальние кусты – того и смотри, уткнешься в мокрый, сопящий, вынюхивающий для себя ужин нос леопарда или пантеры. Или он уткнется в тебя... Захлопали в листве, на «втором этаже» «зеленки», крылья ночных пернатых охотников, которые тоже успели проголодаться за долгий экваториальный день. И вышли поохотиться на мелких, и не очень, грызунов. Ночь в африканских джунглях состояние повышенной активности, и спать себе дороже – того и гляди, станешь чьим-то ужином... А уж тем более если ты здесь чужак.
Андрей напрягся, еще не понимая, от чего.
– Кондор, внимание! – прозвучало в наушниках.
«Ах ты, ушасто-глазастый фриц! Услышал-таки!.. Молодцом! А ведь не спишь уже вторые сутки! Боец!.. Ладно, потом посчитаемся...»
– Принял, Гот!.. Всем!!! Радиомолчание!!! Рации – на приеме! Готовность – «раз»!!! Делай, как я! Конец связи!
Теперь начиналось «самое интересное»...
Катер пиратов шел ходко, но очень тихо.
«Кэмэ до сорока в час делают, – подумал Кондор, наблюдая за посудиной. – При такой скорости любой подвесной двигатель будет рычать, как в жопу раненная рысь! Дела!!! Большой океанский катер на водометах? Как наши, на „Зодиаках“ для скрытого перемещения? Хорошо живут „макаки“ – такой катерок не меньше чем на „пол-лимона“ американских тугриков потянет! Если не больше!.. Твари черномазые!!! Ну, да ничего! Плывите, мрази, – недолго вам осталось!..»
Он наблюдал свой «хвост» и думал...
Наблюдал!
Нет, не так! Андрей видел над поверхностью воды только белые буруны и почти неуловимый для глаза силуэт двадцатиметрового катера. И легкое жужжание водометов...