Разведчикам ничего не оставалось, как сняться со своих «лёжек», опять подняться в горы и идти к следующему кишлаку Шаторай, до которого было не меньше десяти километров.
Десять километров по горам…
По равнине это расстояние можно преодолеть часа за два и не особенно-то и устать, а вот в горах… В горах на этот путь порой может уйти целый день, или больше, если вокруг отвесные скалы и нагромождение камней…
В этом «поиске» разведчикам повезло.
Горы Сургар имели очень крутые склоны, обрывы и пропасти, но на западной своей стороне, круто обрываясь у подножия горы Дандеманджгар в узкое ущелье, по которому протекал Панджшер. И места эти были абсолютно дикими и глухими!.. А вот восточные склоны, которые спускались к реке Тагаб, были довольно пологими, хоть и холмистыми, а сам Тагаб нёс свои воды не в ущелье, а по довольно обширной долине. И земля этой долины была возделана трудолюбивыми руками. Здесь были и виноградники, и сады, и даже набольшие лоскутки полей с какими-то посевами…
На всё это «земледелие» было интересно смотреть с высоты, с гор. Долина напоминала шахматную доску, только её «клетки» не были чётко расчерчены и имели разные размеры и цвета. Каждая такая «клетка» была огорожена каменным дувалом, примерно в метр высотой, и принадлежала одному хозяину, который и выращивал на ней то, что хотел, ни с кем не советуясь. Ну, и охранял, понятное дело, соответственно! «Недвижимость», так сказать, по-афгански, «частная собственность»!..
Но была в этой Тагабской долине одна общая на все кишлаки закономерность. По самому краю «семейных полей», словно крепостная стена вокруг города, были выстроены каменные дувалы высотой около полутора метров, а кое-где и выше! Входов за эти «крепостные стены», ворот, так сказать, как правило, было не больше трёх, и возле каждого был «сторожевой пост» — четверо или пятеро взрослых вооружённых мужчин несли там свою вахту…
И если Мугульхейль охраняли древние «аксакалы» с едва ли не кремниевыми винтовками, доставшиеся им по наследству ещё от прадедов, то вот Шаторай…
Они сумели добраться до этого кишлака только тогда, когда солнце уже почти коснулось горных вершин, а на Тагабскую долину уже упали первые вечерние сумерки…
На постах Шаторая стояли крепкие, тридцати-сорокалетние бородачи, за спинами у которых были наши родные «АКМы», а кое у кого даже и «РПГ-7»… Они не спеша передвигались вдоль каменного дувала, собирая сухой хворост, а потом сносили его к «воротам».
… — Оп-па! — проговорил Сом, повнимательнее присмотревшись к охране кишлака. — Кажется, это то, что нам надо… Подождём, пока они разожгут костры, и посмотрим, сколько же этих красавцев шарахается здесь по ночам…
Прошло ещё несколько минут, и окружающая картина ещё больше изменилась. Далёкие отроги гор ещё были раскрашены вечерним солнцем в золотые краски, так же, как и дальние, восточные окраины долины — там был ещё день. А вот в Шаторай, который лежал у подножия восточного склона гор Сургар, уже почти пришла ночь — глубокие, вязкие, ночные сумерки…
А вот разведчики… Разведчики находились как раз на грани дня и ночи!.. Такое можно увидеть и почувствовать только в горах! И это было удивительно!.. Вот лежишь ты на гребне и смотришь вниз, в ночную долину, где уже разожгли костры, а тебе в затылок ещё светит яркое солнце! Внизу ночь, обернулся, а за спиной ещё день!..
Только вот есть одно большое «но»!.. В таком месте можно чувствовать себя в безопасности только на рассвете, когда всё меняется с точностью до наоборот! Сейчас же не гребне не должно было быть вообще никакого движения! Иначе получалось, как в японском театре теней — на фоне светлого неба очень отчётливо были видны любые тёмные силуэты, а уж движущиеся и подавно! И не важно, что до кишлака около километра, и рассмотреть, что там происходит, можно только в мощную оптику! Местному жителю такая оптика без надобности — его глаз, с детства привыкший к горам, увидит и без бинокля, что на гребне что-то происходит! Обязательно увидит!..
…То ли устали многоопытные разведчики после длительного марша по горам, то ли просто не учли этого но… Случилось именно так…
Сом, Бай и ещё один спецназовец, которые лежали на склоне ниже гребня уже минут двадцать, они-то как раз уже были в тени…
Охрана кишлака, собрав хворост, благополучно развела костёр и уселась вокруг него, и старлей подумал, что пришло время собрать группу вместе, пока «духи» ослеплены языками пламени.
Он поправил микрофон-наушник своей Р-147 [8] и тихо проговорил:
— Жук, я Сом. Начинайте движение по склону…
Небо за гребнем уже почти совсем стало черным, и старлей подумал, что уже пора…
Группа «засветилась» буквально в самых последних его лучах…
Вот где действительно Господин Великий Случай, всегда такой капризный и непредсказуемый, отвернулся от разведчиков…
Наблюдая за охраной Шаторая в прицел своей СВДушки, Бай видел, как по пыльной дорожке к «духам» из кишлака пришёл мальчишка лет четырнадцати с самой обычной котомкой в руке. Он отдал её взрослым, и пока те рассматривали её содержимое и накрывали маленький достархан, доставая из тряпицы лепёшки, сыр и ещё что-то, мальчуган с отсутствующим видом смотрел в горы… И надо же было такому случиться, что именно в этот момент остальные разведчики группы появились на гребне!..
Бай видел, как мальчишка замер, секунду всматривался в склон, а потом… Нет, его голоса за километр слышно, конечно, не было — далеко, но по тому, как он размахивал руками, указывая на склон, и как широко раскрывал рот, по тому, как повскакивали со своих мест вооружённые автоматами «духи», побросав еду, Алишер понял…
— Засекли? — спросил его Сом, который тоже всё это видел сквозь линзы бинокля.
— Засекли… — подтвердил Бай. — Уходить надо!..
— Они далеко, охотник… А потом им ещё надо за подмогой послать! Не будут же они нас впятером догонять! Да и… Пока они сюда по склону поднимутся — час пройдёт! Успеем!
— Ты никогда не жил в горах, командир… — Алишер посмотрел на Сомина с укоризной и сожалением. — У них хорошее оружие, а значит, может быть и рация. Но да же если её и нет… У нас, горных таджиков, не только язык одинаковый, но и жизненный устой… Я сам вырос в кишлаке, который немного побольше, чем этот, но… Если за его окраиной раздавалось два выстрела подряд, это означало, что стреляет пастух, а на отару овец напали волки… Мой кишлак бедный и овцы для нас всё — и одежда, и еда! — они для нас жизнь!.. Через пять минут после выстрелов все взрослые мужчины кишлака, вооружённые кто чем, уже отбивали своих овец от стаи волков!.. И ещё!.. Я бы прошёл этот километр по такому склону за десять минут! Даже ночью!