Медведь повел плечами, как конь, отгонявший надоедливых мух:
— Ну?
— Не больно?
— Зудит немного, а так ничего…
— Осколок здесь, Игорь, бронник твой пробил насквозь и под лопаткой остановился…
— И шо?
— Торчит. На сантиметр примерно.
— Так тяни его, чего ждёшь?
— Кто его знает, как глубоко он засел? Опасно, Игорь!
— Тяни, говорю! Хер ли он там засел! Я его не чувствую — значит, в мышце! Тяни, Док — мышца зарастёт. Давай, Мишка, у нас времени нет — пацанов собирать надо и уходить… Давай!
Медведь лег на землю и схватился руками за тонкий ствол чудом уцелевшего в этой мясорубке деревца.
Операция в полевых условиях — «не отходя от кассы»…
Пламя зажигалки прокалило кончик боевого ножа, и Док осторожно надрезал кожу с двух сторон от торчащего из спины металла.
«А теперь что, чем тянуть-то?..» — не успел закончить мысль Филин, как Док, ухватившись зубами, потянул осколок на себя.
— Та быстрее же тяни, бля! Шо ты возишься как с беременной, н-нах? Я же не каменный, н-нах!
Миша резко распрямился. Из его рта поблескивало стальное жало…
— У-ах-хы-ы! — вздохнул Медведь.
— Вот!.. — Док показал Игорю лежавший на его ладони трехсантиметровый плоский кусочек металла. — Возьми, Игорёк, «на долгую, добрую память»…
— Ты слез бы с меня, Миша… — ответил Медведь Доку, сидящему на нём верхом. — А то что-то в желудке происходит — щас как пёрну, сам в Мадагиз улетишь…
Андрей и Миша помогли Игорю сесть. Откуда-то появилась фляга со спиртом, и Док, нисколько не жалея, брызнул им в спину Медведя.
— Ты шо ж, бля, творишь?! — выгнулся от неожиданности и боли тот. — Садюга! Лучше бы вовнутрь дал принять!
— На! — Фляга скрылась в огромных ладонях Медведя, а Док, вколов предварительно какие-то препараты, стал перевязывать рану.
— Ну, и шо ты там в меня навтыкал? «Типа» врач…
— Обезболивающий, противостолбнячный и антибиотик…
— А конский возбудитель?
— Извини, братишка, забыл… Ты мне потом напомни, перед тем, как к сестричкам в медсанбат пойдёшь лечиться…
— Не сомневайся! — Болезненно улыбнувшись, Игорь стал натягивать на тугие плечи форменную куртку…
…То тут, то там виднелись сквозь густые ветви «зелёнки» фигуры камуфлированных бойцов спецотряда, медленно стягивавшихся к своему командиру.
…На их телах были свежие белеющие повязки, прикрывавшие раны. Девятнадцать… Плюс Филин…
«Девятнадцать! Генералы, мать вашу! Угробили весь отряд! Суки!!!» — орал Филин, не открывая рта.
— Все?
— Все, кто остался…
Филин посмотрел на Медведя, ища поддержки.
— Мать твою! Двадцать шесть человек положили!.. — Игорь смотрел ничего не понимающими глазами на Андрея. — Что же они наделали-то, командир?!
— Я разберусь!.. Потом, когда выйдем!..
— Андрюха! А что сейчас-то?
— Всех нам не вынести, Игорь — это больше половины отряда… Будем здесь хоронить… Суки!.. Они же «Градами» били прямо по нам!.. По сигналу радиомаяка! Даже не потрудились внести поправки!.. Падлы!
Нервная дрожь била тело Филина, словно эпилептика.
— Ребята, все целы? У кого что? — Он смотрел на своих друзей — ветеранов группы Филина.
Здесь были все…
Вся его группа, вот уже два года которой командовал Андрей.
— Нормально… — угрюмо отзывались его старые друзья.
— Порядок…
— Немного поцарапало, но в порядке…
— Так, пацаны!.. Будем братишек хоронить… Не по-нашему это, но выхода другого нет… Салажат зелёных не трогайте — мы мужики тёртые, да и то каково было!.. А им досталось на всю жизнь. Да, запомнят они этот денёк — пережить обстрел «Градами», когда лупят прямо по тебе!..
Они разошлись по двое и стали долбить, углублять, расчищать оставшиеся после обстрела воронки. А потом сносили в них всё, что нашли от их погибших товарищей…
Этот непомерно тяжелый труд продолжался несколько часов, а к концу этого ужасного дня на плато выросло шесть небольших холмов — последнее пристанище для их не успевших толком пожить товарищей…
Группа стояла строем в одну шеренгу, отдавая последние почести…
— Готовсь! — скомандовал Андрей.
Они подняли свои автоматы, готовясь дать последний салют.
— Пли!!!
Сухо щелкнули бойки автоматов, не произведя ни одного выстрела. Маскировка, мать её!!!
— Пли!!!
Этот немой салют оглушил их больше, чем залп полковой артиллерии…
Он гремел в их головах, отдаваясь, повторенный многократно, эхом памяти!..
Этот салют и сейчас звучит оглушительным эхом в голове Филина, спустя двадцать лет!..
— Помните это место, ребята!..
Остатки спецотряда уходили…
Уходили на свою далёкую базу, в «зеленку», в ночь. И опять горы, по которым предстояло пройти около сотни километров, чтобы вернуться в Степанакерт, а во внутреннем кармане Филина покоились до времени двадцать шесть титановых «личных жетонов»…
…Покоя в душе Андрея не было… Он мучился и больше «не мог быть командиром», хотел быть простым бойцом, и… Ангелом мести за жизни погибших спецназовцев… Он мучился, пока не принял решение… Простое решение, человека, который никогда и никому в своей жизни не прощал несправедливости…
… — Медведь, — Филин подозвал Игоря. — Я ухожу…
— Куда, командир? — Он, казалось, не был удивлен словами Андрея.
— Поохотиться хочу… — Он погладил с любовью свою СВД. — Что-то в башке замкнуло… Не могу я просто так вернуться к Бате на глаза…
— В этом нет твоей вины, Андрюха.
— Ты расскажи это тем мальчикам, что на плато остались… — он говорил тихо и абсолютно ровно, но именно этот тон вызывал у Медведя волну мурашек между лопатками.
— Кого-то возьмешь с собой?
— Нет.
— Когда тебя ждать, командир?
— Выводи отряд, Игорёк… Связи у нас с Батей больше нет… — Филин вспомнил о разбитой радиостанции и скорбный взгляд Бульбы над ней. — А в группе половина раненых, хоть и легко, включая и тебя, так что идти до Степанакерта будете не меньше двух недель…
— Наверное… — согласился Медведь. — Хотя я бы сказал дней десять.
— Хорошо… 10 сентября я буду вас ждать в том месте на дороге, где Мусса колонну расстрелял. Помнишь?