Возвращение в строй легендарного Филина было тяжелым – сказывались полученные ранения: и прежние, «привезенные» из Афгана, и последние, из Ферганы… Да, ко всему прочему, в плену ему, возможно, все же сломали немного психику… Он так и женился в отпуске после ранения на девушке, к которой ничего не чувствовал, «на эмоциях», и совершенно случайно… И слава богу, что все это лето группа провела не на боевых заданиях, а в учебе и тренировках. Так было хоть немного полегче…
…А по вечерам Андрей усаживался на деревянную лавочку перед входом в казарму под раскидистой плакучей ивой, закуривал сигаретку и… наслаждался тишиной… Вокруг пели свои песни сверчки и цикады, легкий ветерок едва-едва теребил тонкие листочки ивы, и в его душе наступало неземное умиротворение…
Но рядом с Андреем всегда находился кто-то из бойцов его группы… Это уже было на уровне рефлекса…
Командир – это всегда мозг всей группы! Он знает все цели и задачи боевых операций, и только он всегда принимает окончательное решение… Поэтому командира всегда берегут и охраняют, порой даже ценой собственной жизни.
И хотя Филин и сам был парень не промах, но… ломать рефлексы, заложенные в головы бойцов годами тренировок, было бы неразумно и просто нерационально…
Да и не любил Андрей, положа руку на сердце, абсолютное одиночество. Ему всегда было намного приятнее, интереснее и полезнее, как командиру, под все эти трели цикад, легкие ветерочки и большие звезды побеседовать о жизни со своими такими многоопытными сослуживцами…
Именно в таких вот, долгих порой, разговорах по душам Филин и узнавал о своих бойцах то, что невозможно было узнать из сухих строчек «Личного дела»…
…На этом посту «у командира» несли вахту все бойцы группы… Ну и, конечно же, Кабарда…
– Слушай, Каха, – Андрей смотрел искоса на своего бойца, – признаюсь честно, я читал твое «Личное дело»…
– Ну, это понятно и без слов…
– …И увидел в нем одну очень странную вещь…
– Служил мало? – спросил Каха.
– Ну… В общем, и это тоже… Я насчитал «в твоем активе» с декабря 83-го по сентябрь 84-го по крайней мере четыре операции погранвойск, которые прогремели на весь Афган!.. Целых четыре!.. А у тебя всего-то одна медаль, да и то…
– Хорошая медаль, командир! Для пограничника самая почетная!
– Ну да… Особенно когда ее дают за Мармольскую операцию… Твой Зураб, насколько я знаю, сделал в этой операции поменьше, а получил Красную Звезду! Да и тебя к ней представляли, и что?
– Ну… Наверное, решили, что пока рано мне еще ордена навешивать…
– А за тот караван, на перевале Араш? Насколько я знаю, ты, Кабарда, вытащил тогда из-под огня своего раненого бойца и обеспечил высадку десанта возле кишлака Воджиб!.. Это написано в твоем «Личном деле»… Это что, тоже ничего не стоит?
– Ну, командир! – улыбнулся Кабарда. – Мне тогда еще вообще «ничего не было положено» – всего два месяца в армии!..
– М-да… «Не положено»!.. И кто только такую мерку установил?..
Филин закурил нервно:
– Ну а тот, весенний, поход? Если быть честным до конца, то тогда, в Янги-Кала, способ не пропустить огромную партию наркотиков в Союз придумал именно ты, а не многомудрые штабные офицеры! И с помощью твоего плана было уничтожено не только полтонны героина, а еще и полсотни боевиков!.. Да только за одно это!.. А потом, та операция в Рустаке…
– Да-а… Там было жарко… – Кабарда посмотрел на Андрея странным взглядом. – А знаешь, Филин… Именно там, в Рустаке, мне в первый и единственный раз за всю службу пришлось схлестнуться врукопашную…
– И как ощущения?
– До сих пор мурашки по телу!.. Никогда не забуду!.. Нет, часовых-то снимать приходилось, и не один раз, сам знаешь! Но… Это не то!.. А вот атака, когда уже стрелять не можешь, когда просто лоб в лоб… Нет… Такой забавы больше не хочется!.. Я же тогда вообще ничего не видел! – Каха говорил медленно, словно заново переживал все те секунды и минуты. – Рубил направо и налево все, что перед глазами двигалось!.. Как только своих никого теми лопатками не задел, до сих пор не знаю!.. И думаешь, я один такой?! В такие минуты все одинаковые!.. В такие минуты просто выживаешь… Так что… Если доведется, то пойду, но… Если честно, настоящей «рукопашной» больше не хочется!.. Такого даже врагу не пожелаешь!.. С ним лучше общаться на расстоянии, «на прицельной дальности»…
– Да ты в том Рустаке такого наворотил, что… А первое «испытание» в погранвойсках «Шмеля» – оно твое, да еще какое эффективное!.. А обстрел из РПО самого кишлака? Если бы ты тогда не запросил по рации «Шмелей», то атаковать Рустак пришлось бы бронегруппе, как, собственно, и было задумано! А получилось, что они прибыли уже только «к раздаче пряников»… Ты со своими десятью полуживыми разведчиками начал и закончил за час операцию, к которой привлекалось около полутора тысяч солдат!.. Да еще и самого Инженера Наби уничтожили!
Кабарда внимательно посмотрел на Андрея и тихо спросил:
– Слушай, командир… Ты, конечно, читал мое «Личное дело», и все такое, но… Те подробности, которые ты знаешь, там не могли написать… Я же все-таки тогда к Комитету относился… А они свои секреты просто так не раскрывают… Ты откуда все это знаешь, Андрей?
Капитан только улыбнулся:
– Каха… А ты помнишь нашего чайханщика Хайзуллу, которого мы из Афгана вытаскивали полтора года назад? [16]
– Ты еще спрашиваешь?! Да разве ж такое можно забыть?
– А ты случайно не забыл, как его зовут? – улыбнулся Филин. – Как зовут моего друга детства Хайзуллу, а? И где он служит? Помнишь?
С лицом Кабарды произошли какие-то странные перемены. Словно смахнули невидимой тряпкой пыль.
– Помню… – проговорил он задумчиво. – Полковник Госбезопасности, Герой Союза Николай Караманов, рабочий позывной Монах… А я, болван!.. Подумал про тебя невесть что, хоть узнал тебя уже за это время лучше, чем самого себя!..
– Эх ты! – улыбнулся Андрей. – «Гэбэшная» твоя душа!.. Просто я попросил Монаха немного поковыряться в архивах своего ведомства по поводу «артходжинской» мотоманевренной группы «Летучий Голландец», потому что в твоих бумагах, которые находятся в штабе Отряда, написано так скупо, словно тот, кто это писал, слова просто запамятовал…
– А, это да!.. Не любили наши писари распространяться особенно, да и секретность соблюдали…
– Кстати, Каха… От Монаха я узнал еще одну вещь… За тот рейд по точкам Московского погранотряда…
– Янги-Кала, Чахи-Аб и Рустак?
– Да, за него… Так вот… Твой «Летучий Голландец», Ратенко, написал на прапорщика Шенгелия и на тебя, «по совокупности совершенного», представления на ордена Боевого Красного Знамени, а на капитана Мальчева – на орден Красной Звезды… И его подписал командир ММГ «Артходжа» майор Иванов и отправил эти «наградные листы» дальше по инстанции…