— Кажется, понимаю, — задумчиво отозвался Андрей.
— Выходит, я и собираюсь… на дело. И там, где река, там… как этот экран с Чапаем…
Еще минуту они помолчали.
— Ладно, Трофим, пора будить людей, — сказал Андрей.
— Пора, пора, — словно эхом отозвался сержант.
Подняв команду на ноги и приказав привести себя в порядок, старшина вывел их к траншее, где лежали плоты. Уже вместе их снесли к берегу, на полкилометра выше по течению. Укрываться в безлиственной растительности все равно было бесполезно. Поэтому решено было спустить плоты и начать переправу еще затемно. Распределились с интервалом метров в десять-двадцать, чтобы рассеять сектор стрельбы противника.
Сигналом к началу форсирования должно было стать начало минометного обстрела. Как обещал комбат, из полка для огневой поддержки специально должны были перебросить артиллерийский дивизион — несколько легких пушек и минометные расчеты. Штрафники спешно крепили на плотах свое вооружение, перетаскивали ящики с боеприпасами. Вот Яшка, весь обвешанный гранатами для своего гранатомета, плеская сапогами по кромке воды, взобрался на шаткую поверхность плота. Как только плот оказался всем своим периметром в воде, его тут же потащило от берега мощное, бурное течение. Если бы не уцепились за края бревен руки с берега, утянуло бы сразу.
— Во прет, и топлива не нужно, — с усилием удерживая одной, мокрой, рукой вспененное бурунами бревно, прошептал Бондарь. Ему было неудобно, так как в правой, чуть на весу, он удерживал Яшкин гранатомет.
— Давай, — приготовившись, основательнее установив ноги на бревенчатой палубе, произнес Яшка.
Бондарь подал ему в руки трубу со щитом — тот самый трофейный «панцершрек», который так удивил Зайченко.
— Осторожно, не пульни мне из него раньше времени… — с нервной усмешкой шепотом проговорил Яшка, осторожно принимая смертоносную штуковину. И Бондарь, и остальные тут же жестами и шипящими междометиями эмоционально объяснили ему, что рот надо держать на замке. Здесь, у реки, любой звук казался непомерно громким. Как будто вода предательски разносила его далеко вокруг.
Тут же, на соседнем плоту, еще на песке, Нелядов крепил к доскам станок для своего пулемета. Ему плот достался самый широкий, и Трошка решил превратить его в плавучее пулеметное гнездо.
— Эх, мне бы еще башенку бронированную… — наигранно, еле слышно сокрушался он. — Я бы показал этим гадам…
— Троша, ну, это уже был бы чистый броненосец «Потемкин»… — ответил ему Яшка, примериваясь на плоту со своей трубой.
— Ничего, — бодрился Трошка. — Броненосец не броненосец, а дать прикурить немчуре я успею.
— Ты гляди, не угоди под исходящие газы. Все время сбоку держись, а то башку сдует начисто, — говорил он своему товарищу по экипажу.
— Ее-то в любом случае снесет… — без всякого пафоса, по-деловому ответил тот, сплевывая в огибавшие плот днестровские струи.
— Слышь, командир… — Трошка словно спохватился, пытаясь оттянуть хоть на секунду миг, когда их плоты оттолкнут от берега. — Табачку твоего не осталось? — Он повернулся к Аникину. Тот держал Трошкин МГ, ожидая, когда тот закрепит станок. — Напоследок курнуть бы…
— Табачок-то есть. — Андрей, передав Трошке пулемет, вытащил из кармана кисет. — Только курить сейчас нельзя. Засекут фрицы огонек, и кранты всей вашей переправе настанут. На вот… — Он протянул кисет Нелядову.
— Держи, боец. На том берегу покуришь. Как зацепитесь. Там, думаю, уже перед фашистом реверансы крутить не нужно будет.
Рев сразу нескольких мин разорвал набухание неестественной тишины, в которой слышалось движение непроглядно холодных вод грозного, враждебного Днестра. Первая порция мин легла в глубине правого берега, и тут же чуть посветлевшее небо содрогнулось от нескончаемого протяжного рева.
День тяжело пробудился от этого нестерпимого воя, заворочался, как недужный, все не желая расставаться со сном. Сначала чуть посветлело небо, мутно, какой-то мертвенной бледностью. В доли секунд горизонт далеко за селом, на востоке, стал багрово-красным. Минометный вой нарастал, и Аникину показалось, будто от этого нестерпимого рева налилось кровью небо.
Тут заработала артиллерия поддержки из Коротного. Обещание майора Дедова сбывалось. Взрывы ложились где-то выше по руслу, в глубине правого берега. Били, скорее всего, по позициям немецких артиллеристов. Холодная сырость возле самой воды пронимала до костей.
Озноба добавлял туман, который стал клубиться над поверхностью воды. Однако для ежащихся от холода штрафников это была настоящая удача. Природа сама создавала для них маскировочный шлейф, на манер дымовой завесы. У переправлявшихся появлялся шанс подольше продержаться необнаруженными. От этого зависели их жизни, от каждого метра, пройденного к противоположному берегу, поперек холодной, вспученной шевелящимися буграми и водоворотами мышц, струящейся кожи гигантского змея-Днестра.
— Ну, с Богом! — сказал вдруг Нелядов. Его рука, мертвенно-бледная в предрассветном тумане, перекрестила такое же белесое лицо. — На дело, командир!…
— На дело… С Богом! — прошептал Аникин и с силой, чуть не зачерпнув воду голенищами сапог, оттолкнул плот от берега. То же самое сделали и с другими плотами. Река тут же подхватила, понесла, закрутила утлые средства переправы. Штрафники, первые секунды привыкавшие к новой среде обитания, понемногу, втихаря, принимались грести, старясь править вперед, к середине течения.
Фигуры их постепенно поглощал туман. Чем больше светало, тем гуще он становился, клубясь над водой воздушным молоком, пробиравшим сырым холодом до печенок.
Аникин жестом приказал всем своим, оставшимся на берегу, быстрее возвращаться. Они чуть не бегом направлялись к позициям, чтобы уже из окопов, если начнется, ударить по врагу, прикрывая ушедших на тот берег товарищей.
Если начнется, если начнется…
Ветер подул неожиданно. С правого берега потянуло сильным шквальным порывом и точно сдернуло белый как саван полог с речного простора.
Плоты неслись по реке, уже порядочно отойдя от своего берега. Но до чужого было еще слишком далеко. В середине реки скорость течения увеличивалась. Попадая в эту стремнину, плот делался практически неуправляемым. Все, кто был на плотах, по двое — по трое, гребли изо всех сил, стараясь как можно быстрее вырваться из тисков срединного течения. В этот момент их и увидели немцы.
Андрей из траншеи услышал, какой переполох начался на том берегу. Крики командиров, какие-то истошные приказы тут же утонули в открывшейся стрельбе. Огонь вели сразу с нескольких точек. Выделялся своим глухим дробным лязгом пулемет. Трассеры прошили речной поток, черканув пунктиры возле нескольких плотов. Но никого не задели.