Она темнила. На самом деле, Дурнева-младшая догадывалась, откуда ветер дует. Мадам Цирцея не выносила ни малейшего пятнышка на своей репутации. Один раз потерпев неудачу с ее, пипиными, ползунками, она почуяла неладное и лично отправила посыльного за Таниной вещью. И купидон улетел не с пустыми руками.
– В любом случае, Пуппер это или нет – Гэ Пэ мой! Не смей даже мечтать о нем! Мне с десяти лет снится, что я жена Гурия Пуппера! Он берет меня под руку и ведет по цветущему вишневому саду. Пенелопа Пуппер – неплохо звучит, не правда ли? Гэ-Пэ и Пэ-Пэ! – в голосе у Пипы возникла несвойственная ей мечтательность.
– Тогда уж Гу-Пу и Пи-Пу… Пи – Пипа, Пу – Пуппер… О, Пи-Пу – это уже все равно что Пипа! Видно, тебе на роду написано быть его женой, – задумчиво сказала Таня.
Она подумала, что Пипа основательно отличается от Гробыни. Склеповой никогда не приснилось бы, что она с Пуппером идет по саду. А вот по супермаркету – совсем другое дело. Но тогда Пуппер уж точно не шел бы с ней рядом, а, пыхтя, катил бы нагруженную тележку.
Внезапно Пипа схватила Таню за руку. В ее глазах вспыхнул голубоватый ведьминский огонь, которого никогда не бывает у лопухоидов. Этот огонь Таня прежде видела лишь у Медузии и однажды у Великой Зуби, когда та случайно подхватила вирусный сглаз.
– Дай мне страшную клятву, что ты никогда не выйдешь замуж за Пуппера! Что ты отдашь его мне! Поклянись, скажи: «Разрази громус!» – звенящим от напряжения голосом потребовала Пипа.
Таня задумалась. С какой это радости она будет делать Пенелопе такие подарки?
– Нет, не буду клясться! – сказала она.
Пипа прищурилась.
– Но почему? Значит, у тебя есть на моего Гурика какие-то виды? Признавайся!
– Виды? Видов нет. Но все равно не буду клясться. И потом, как я могу отдать тебе то, что мне не принадлежит? Пуппер же не моя собственность. Тебе он нужен – ты его и завоевывай, – уклончиво ответила Таня.
Любимая сестренка некоторое время сверлила ее глазками, но, поняв, что на Таньку где сядешь, там и слезешь, – решила оставить ее в покое.
– И завоюю, можешь не сомневаться! Если я что-то решила, то иду до конца! И не советую никаким обормоткам с непонятными фамилиями становиться у меня на пути, – буркнула Пипа.
Она отпустила Танину руку, легла на кровать и повернулась к Тане Гроттер спиной.
– Жаль, здесь нет лоджии! Я бы вытурила тебя на лоджию! – сказала она.
Таня ласково посмотрела на Пипину спину.
– Я бы сама с удовольствием легла на лоджии. Особенно сегодня ночью, – спокойно произнесла она.
– Почему это?
– Ненавижу крики и стук крышки. Это меня всегда жутко нервирует.
– Какой еще стук крышки? – напряглась Пипа.
– Гм… У Склеповой, чью кроватку ты унаследовала, было странное чувство юмора. Если перед сном не произнесешь обережное заклинание, ночью кровать перевернется и закроется вон той вот крышечкой… А если попытаешься открыть или даже мечом разрубить – снаружи лягут железные обручи. Про смерть богатыря Святогора читала? Тут та же магия! – пояснила Таня.
– Врешь! Это не крышка, это книжная полка… Вообще, блин, странная она какая-то. И кровать странная, – неохотно признала Пипа.
– А ты не смотрела, на чем ты спишь, нет? – удивилась малютка Гроттер.
– Не смотрела и не собираюсь! Что я, кроватей не видела?
– Кровати-то ты видела… Ладно, спокойной ночи! – сказала Таня.
Пипа некоторое время лежала, а потом все же встала и недоверчиво заглянула под матрас. Ее вопль был слышен даже в караулке циклопов, которые, однако, были слишком заняты, проигрывая Клоппику и поручику свои секиры, чтобы бежать проверять, в чем дело.
– И чего вопить? Гроб, он и в Африке гроб. Доски, ткань, ручки – ничего особенного, – произнеесла Таня, когда Дурнева-младшая наконец замолчала.
С минуту Пипа хрипела, восстанавливая дыхание, потом спросила:
– Какое заклинание?
– В смысле? – не поняла Таня.
– Не прикидывайся! Что Склепова произносила перед сном? Ты знаешь?
– Разумеется, нет. Гробыня говорила его всегда шепотом. А я, как хорошая девочка, не подслушивала. Ну все, приятных сновидений!
Малютка Гроттер скользнула под одеяло и сладко потянулась. Настроение у нее заметно улучшилось. Разве она виновата, что у Пипы такое богатое воображение и ее так легко водить за нос?
Возможно, завтра она и влюбится в Пуппера, но это будет только завтра. К тому же Таня хорошо помнила, что против настоящей любви бессильно все, даже магия вуду. «Что ж, Пуппер, посмотрим, кто кого! Хочешь русской любви – получишь, только не запроси потом пардону!» – подумала она.
Пенелопа некоторое время задумчиво прохаживалась вдоль кровати, изредка раздраженно пиная ее ногой, а потом стащила матрас на пол и, ворча, улеглась. Видно, пол был жестким и в щели дуло, потому что Дурнева-младшая долго ворочалась и бурчала всякие слова, против которых ее папочка, когда был в Думе, принял два постановления и один закон. Правда, этим словам Пипа тоже выучилась у папочки.
Утром Таня заспалась, не услышала зудильника и встала только, когда Дуся Пупсикова, посланная Сарданапалом, у которого была первая лекция, принялась барабанить в двери.
– Академик беспокоится, вдруг с тобой что стряслось. После нападения на Гробыню у преподов нервишки пошаливают. И не только у преподов, – сказала Дуся, с любопытством оглядывая комнату.
Внезапно глаза у нее округлились. Таня оглянулась на соседнюю кровать. Дочки дяди Германа в комнате уже не было. Лишь на наволочке ее подушки, на той ее части, что была обращена к Тане, помадой было крупно написано:
«ИДИОТКА!
ЗЫ. ЭТО НЕ ПОДПИСЬ!»
– А мне почему-то кажется, что подпись! – пробурчала Таня.
Выпроводив Пупсикову, которая засыпала ее вопросами, Таня Гроттер стала собираться на лекцию.
«Интересно, влюблена я уже в Пуппера или нет?» – мнительно подумала она, заталкивая в рюкзак пищащие от возмущения учебники.