– Клепа, не грузи! Клепа, мне холодно! Я хочу бусы!.. А твою Елену Медузия знала лично. Она говорит, у нее был слишком длинный нос.
– Не перебивай! При чем тут нос? Я тебя спрашиваю, при чем тут нос? – продолжал Поклеп. – Первая женщина лишила человека бессмертия! О, ваши хитрые речи и искусство лгать… Как ты вчера смотрела на водяного, на это ничтожество, на этот бурдюк с тиной!.. О вероломная! Я сглажу его, потом тебя, потом себя! Гыгли-мыгли-карадыгли!
Милюля сложила губки бантиком.
– Кле-епа, ты у меня такой умный папашка! Такой солидный! Бу-у-усы хочу! – капризно сказала она.
– Да куплю я тебе бусы, только не перебивай! Ты меня не слушаешь! – взвизгнул Поклеп.
Русалка снова захохотала своим неповторимым грудным смехом. Она уже выклянчила то, что хотела. Поклеп еще некоторое время скрипел, проклиная водяного, а затем внезапно прервался на середине длинного проклятия, и Таня услышала звук поцелуя.
«А вот и примирение! Я бы у этих купидончиков луки поотбирала, кисти в руки и заборы красить, чтоб за ум взялись! И Цирцейку туда же!» – с раздражением подумала Таня.
Она уже поднялась на добрый десяток ступеней, когда вновь услышала голос Поклепа, донесшийся из верхней отдушины «комнаты ссор».
– Умоляю, будь осторожна вечерами! Закрывайся на все заклинания, хотя, боюсь, это не поможет.
– Почему, Клепа?
– Экгхм… Вообще-то об этом никто не должен знать… Сегодня ночью кто-то похитил из библиотеки джинна Абдуллы книгу тайных имен… Абдулла в бешенстве. Все его тайные проклятия, которыми он защищает библиотеку, не сработали. Точнее, сработать-то они сработали, но без толку.
– Фи, как скучно! Кому могла понадобиться эта старая занюханная книга? – спросила русалка.
– МИЛЮЛЯ! – укоризненно сказал Поклеп. – Это единственная книга, где записаны все тайные имена без исключения! Единственная! А понадобиться она могла тому, кто не хочет, чтобы его тайное имя было прочитано!.. Или тому, кто хочет обрести неограниченную власть.
* * *
Вечером, когда Таня, измотанная после тренировки, на которой Соловей выжимал из них не только все силы, но, казалось, и душу, учила историю Потусторонних Миров, а Пипа читала новый модный роман графа Манова «Поцелуй де Мента», в стекло вновь забарабанил купидончик.
И вновь он был не от Пуппера, а от Гробыни:
«Гроттерша, привет еще разок! Я тебе не совсем еще надоела? Почему ответ никак не напишешь?
У меня ничего хорошего. За себя опять до соплей обидно. Ничего у меня не выходит, и еще я зараза. Прилетай, сделаем что-нибудь хорошее для родины. Прошвырнемся куда-нибудь.
Как там Паж? Не развалился еще от тоски? Ты смотри его береги, обними разок-другой, что-нибудь приятное скажи, а то он совсем захиреет. И скажи этому скрипуну, что я по нему скучаю. Он для меня почти как Гуня. В смысле, ему мало что светит, но я его все равно люблю.
Да, еще что-то забыла в тот раз написать… Я тут недавно с парнем одним познакомилась. Генка Бульонов. Ты мне когда-то о нем рассказывала. Этому лбу уже четырнадцать или пятнадцать лет! Только он тогда маленький был, а теперь вымахал целый шкаф. Такого на баскетбольное поле не выпустят, потому что он об кольца лбом стукаться будет. Я его называю Бульон, а иногда даже Борщ. Он за мной ухлестывает (только Гуне не говори). И еще у Бульона есть мамаша, мелкая такая, но страшно въедливая. Такая даже Шурасика достанет. Бульон ее боится, как Чумиху. Без ее разрешения даже чихнуть не смеет. Разумеется, меня эта мамаша терпеть не может! А я ведь ей ничего такого не сделала. Один только раз заметила, что у них в квартире бардак и что я, если бы у них жила, все бы на помойку выкинула, начиная с ее кровати.
И снова прикол про Бульона. Он, ясное дело, не маг, но на магии сильно подвинутый. В позе лотоса сидит, книжки всякие оккультные покупает, про астрологию, йогу, космические энергии. Он мне их показывал! Я ржала, чуть не сдохла. Я бы этих лопухоидов, что про магию пишут, немедленно в гарпий бы превратила. Полная шиза! Псих для психа кропает, а всякие Бульоны покупают. И еще кое-что: про тебя Бульон вообще ничего не помнит. И про наш Тибидохс тоже. Как зомбировали его тогда, так до сих пор магия держится, хотя порой он словно в транс впадает и что-то начинает припоминать. У меня когда зудильник сработал – так он прямо передернулся.
А ты, Гроттерша, большая сволочь! Я там забыла свои белые тапочки в комнате, испортишь – получишь по мозгам. Хи-хи! Это вроде как шутка юмора такая!
Кстати, как там мой Пупперчик? Не ушел еще в магвостырь? Небось снова купидонов присылает целыми тучами. Ты его, подруга, совсем не отшивай. Пущай в резерве будет, вдруг ты когда-нибудь Ваньку разлюбишь? А Пуппер ничего, его терпеть можно. Только и причуд, что все время жалеть его надо и про теток разную лабуду выслушивать. Парни, они больше девчонок жаловаться любят, я давно просекла.
Но все равно Пуппер это тебе не Шейх Спиря, который своей ревностью даже такое сокровище, как я, вконец доконает. Кстати, про Спирю. Я ему сегодня телеграмму послала, что умерла. Интересно, что он завтра выкинет?
Ну покедова! Твоя Гробулька».
* * *
Концерт привидений удался на славу. Безглазый Ужас выл как корабельная сирена и гремел цепями. Поручик Ржевский, в угоду Недолеченной Даме надевший адмиральский мундир, назло ей так утыкал его кинжалами, что походил на ежа. Сама Недолеченная Дама сидела в Инвалидной Коляске – той самой, которую так дико боялись все младшекурсники – и томно нюхала давно увядший цветок.
Другие призраки тоже отрывались на полную катушку, каждый в меру своих способностей и возможностей, пользуясь тем, что пятница тринадцатое выпадает, в общем, не так часто. Примерно через час Семь-Пень-Дыр поднялся и, зевнув, ушел. За ним потянулись Шурасик, Лиза Зализина и, наконец, все преподаватели.
Когда ушел Сарданапал, постаравшийся сделать это как можно незаметнее, Безглазый Ужас расстроился, дико взбесился, стал орать, что его талант не ценят, и забросал всех своими внутренностями.
– Фи! Ненавижу эти наркоманские истерики! – морщаясь, сказала Недолеченная Дама и растаяла вместе с Инвалидной Коляской.
Воспользовавшись отсутствием жены, поручик Ржевский сразу повеселел и, вспомнив старый как мир анекдот, принялся развешивать где придется на просушку свои носки. И это был уже действительно финиш вечеринки.
Когда все уже почти разбежались, Ужас опомнился и принялся загораживать дорогу Тане и Баб-Ягуну, умоляя хотя бы их остаться и послушать его последнюю песню. Учитывая, что им еще предстояло сдавать экзамены по истории Потусторонних Миров, они переглянулись и остались.