Велосипеды замедлили ход и остановились. Пятеро спортсменов похлопали друг друга по спинам и поздравили. Тони был доволен своим результатом.
— Ты видел концовку? Я его почти догнал! А ты как? Сходил в бассейн?
Нино сидел на скамейке, на полу рядом с ним стояла спортивная сумка. Он был небрит и выглядел неважно.
— Нет. Я совсем разбит. Не спал всю ночь.
— Знаю. Ты постоянно ворочался.
Тони похлопал его по плечу. Нино крутился в постели до самого утра, не в состоянии уснуть. Он думал о неожиданном возвращении Сириль и странной истории об утраченной памяти, в которую сложно было поверить. Эти размышления проложили горизонтальную морщинку на его лбу, а сейчас он сидел и грыз ногти.
— Знаешь, у меня язык не поворачивается это произнести, но… я ей верю.
Тони как раз вытирался полотенцем.
— Я тоже.
Невыносимый груз свалился с плеч Нино. Он с облегчением вздохнул.
— Она не может сыграть с нами подобную шутку, ведь так?
Тони отрицательно покачал головой. За последние десять лет они ни разу не произнесли вслух имя Сириль Блейк — с тех пор как Нино со словами «Никогда не говори мне об этой сучке» решительно удалил ее номер из своей адресной книги.
Когда ему причиняли боль, он становился злым, безжалостным и жестоким. А эта девушка, которую он считал своим другом, действительно сделала это. Вернувшись со стажировки, он обнаружил, что она забрала из больницы все свои вещи, не оставив ему ни записки, ни сообщения, ничего… Она уехала со своим новоиспеченным мужем — профессором в области психиатрии, этим педантом, которого он терпеть не мог. И ничего… Никаких новостей. Только однажды он увидел ее по телевизору, когда она рассказывала о своей книге о счастье. Нино тогда громко выругался и переключил на другой канал. Тони был менее впечатлительным, чем его друг. Он дорожил Сириль, но уважал ее выбор. Он высоко ценил свободу и понимал, что Сириль хотела стать личностью, но сделать это она могла лишь одним способом — покончив со своим прошлым. Она хотела пробиться в высшее общество, быть рядом с известным супругом и однажды стать руководителем. Понятно, что у нее не было особого желания продолжать общение с простым медбратом и его другом, инженером и спортсменом.
Он чувствовал, что Нино взволнован и обеспокоен.
— Знаешь, если все это действительно так, — продолжал сицилиец, — то она страдает амнезией. Именно поэтому она игнорировала нас все эти годы.
— Да, но что могло с ней случиться?
Нино почесал пробивающуюся щетину на подбородке. У него уже начали появляться седые волосы.
— Я встречал подобные случаи. Пациенты страдали от потери памяти, забывая определенные периоды своей жизни.
— Из-за чего это происходило?
— В основном, это были наркоманы. Они употребляли экстази или кокаин, отчего у них ехала крыша. А когда они «просыпались»… раз — и памяти как не бывало!
Тони присел рядом с Нино, держа в руке шампунь и гель для душа.
— Но Сириль ведь не наркоманка!
— Нет, конечно. Но кто знает… Возможно, она наделала глупостей, когда была в Таиланде. Она могла поесть каких-нибудь грибов, из-за чего и свихнулась.
— Но вспомни: она ведь поехала на конгресс по вопросам психиатрии с мужем. Она не могла вести себя настолько неразумно.
Нино поерзал на скамейке.
— Да, ты прав. Это как-то странно.
Тони повесил полотенце на крючок, включил воду и, стоя рядом с душем, ждал, пока она нагреется. Намылив лицо, он задал вопрос, который мучил его еще со вчерашнего вечера:
— Ты ей позвонишь?
Нино снова грыз ногти.
— Да. Я должен ей кое-что сказать.
— Что?
Нино понизил голос и приблизился к нему, даже намочив носки кроссовок.
— Сегодня утром я ходил в архив…
Тони замер, отложив мыло в сторону.
— Ты шутишь? И?..
— И ничего.
— Что значит ничего?
— Дела Дома нет. То есть оно есть, но пустое.
— А где же то, что было в нем прежде?
— Без понятия. Либо это какая-то ошибка, либо… оно в другом месте.
Тони взволнованно посмотрел на друга. Тот улыбнулся ему и вышел.
* * *
Стоя под душем, Сириль повторяла текст своего выступления. Речь о достижениях клиники ей предстояло произнести перед американскими представителями — Деброй Гибсон из компании «Фарма Этике» и Жозе Бартоном из лаборатории «Меркс». На обеде будет присутствовать бухгалтер, чтобы разъяснить некоторые вопросы и детали, но в целом вся ответственность за успех этой встречи лежала на Сириль.
Она открыла горячую воду и направила струю себе на лицо, представив, что это тропический дождь. Через три недели она отправится на остров Морис. Пока что ей в это не верилось.
«У тебя огромные проблемы, старушка».
Хорошо, она страдала амнезией. Если вспомнить рассказ Нино, выходило, что ее частичная амнезия включала срок от трех недель до нескольких месяцев. В ее жизни произошло что-то, что повлияло на нее в этот период. Сириль заставляла себя по крупицам собирать воспоминания того времени. Ей следовало совершить путешествие в прошлое, чего она не делала вот уже много лет: это напоминало ей о том отрезке времени, который она как раз хотела бы забыть.
Она заставила себя вслух произнести все, что помнила, громким голосом, как будто находилась на приеме у психотерапевта.
— Во-первых, я помню дежурства в палатах для изолированных буйных пациентов, которые меня ужасали. Во-вторых, помню последние экзамены, завершающие двенадцать лет моего обучения. Их я скорее провалила, поскольку у меня больше не было сил на все это.
В-третьих, она отчетливо помнила свою свадьбу, сыгранную тайком в мэрии седьмого округа. Свадьба состоялась уже через месяц после того, как она переспала со своим преподавателем нейробиологии. Поначалу он казался ей слишком взрослым, но при этом был необыкновенно соблазнительным и остроумным. В-четвертых — авария, в которую попал Бенуа. Она не отходила от его кровати ни на секунду и представлялась всем, как его законная супруга. Затем было восстановление и частичное выздоровление. Приглашение Бенуа поехать вместе с ним на конгресс в Бангкоке — первый конгресс Сириль — в октябре двухтысячного года. В-пятых, был собственно конгресс. Бенуа рядом с ней и Бенуа в окружении коллег кардинально отличался. Сириль вспомнила, как оказалась не в состоянии выносить присутствие этих «шишек», считавших ее либо расчетливой девицей, либо интриганкой, либо и тем и другим одновременно. Она отказалась от посещения одного ужина, затем второго, третьего… и по вечерам Бенуа видел ее растерянной и жалкой, плачущей в отеле от бессилия. В-шестых, однажды утром она собрала свои вещи и ушла, хлопнув дверью. О том, что произошло после этого, не знал никто, кроме нее самой. И никто никогда не должен был об этом узнать. Сириль могла хранить эти воспоминания лишь в самых потаенных уголках памяти — лишь в этом случае она не чувствовала никакой угрозы для себя. Она уединилась в небольшом отеле «Хао Сан Роуд». Она не хотела становиться врачом, хотела быть свободной и просто жить, заниматься музыкой… или чем-либо другим, неважно даже чем.