— Коул, я там под елкой видел подарки…
— Да, вроде есть такие.
— А что бы ты больше всего хотел?
— Чтобы папа перестал пить.
— Я с ним поговорю, когда все это закончится.
Каган намеренно сказал «когда» — этакая ниточка, протянутая в будущее, попытка придать оптимизма.
— Он не послушает, — возразил мальчик.
— Послушает, сам удивишься. Я хорошо умею убеждать. Но вообще-то, говоря о подарках, я имел в виду те, которые под елкой, — может, хочешь какой-нибудь открыть. Праздник у нас или не праздник? Мередит, вы разрешаете?
Она помолчала.
— Да, Коул, действительно открой. Не обязательно ждать до утра.
Но Коул не спешил шуршать бумагой.
— Коул, что же ты? — подзадорил его Каган.
— Как-то сейчас не хочется…
— Понятно. Ну, если передумаешь…
Несмотря на бурлящее в крови предчувствие, веки у Кагана слипались. Упадок сил от кровопотери и боли брал свое.
— Мередит, не могли бы вы сделать кофе? С кофеином, если есть. И с сахаром. Сахар мне бы очень помог.
Он услышал, как хозяйка крадется в кухню.
— Коул, это у вас вертеп? Там, на столе под елкой?
— Вертеп?
— Рождественская сцена. Фигурки Иисуса, Марии, Иосифа. Ослы, ягнята, прочая скотина, которая водится в хлеву. Пастухи.
— Да, тогда это он и есть, — понял Коул. — Только вы забыли про трех царей. Они рядом с пастухами.
— Три царя. Да. Про них забывать негоже. В Евангелии их нет, однако их роль куда более важна, чем большинство привыкло думать.
Кагана одолевала усталость. При этом в ушах стучал пульс, сердце бешено колотилось, выкачивая энергию. Надо было как-то унять легкие, раздувающиеся в бесплотных попытках хватать воздух чаще и глубже, отнимая последние силы.
Тогда он начал дышать в стрелковом ритме: задержать дыхание на три счета, потом медленный вдох на три счета, еще на три счета задержать — и медленный выдох на те же три счета.
А ведь все равно потом придется пить кофе, который пошла готовить Мередит, и снова вгонять сердце в бешеный ритм — потому что иначе, без допинга, адреналин иссякнет и Каган свалится.
«Нельзя, чтобы Мередит с Коулом догадались, какая дрянь со мной творится. Надо их еще как-то отвлечь».
Три царя.
Память вернула его на четырнадцать лет назад, в Промышленную академию Скалистых гор, прикрытие для центра подготовки спецагентов, в котором он обучался. Недалеко от Форт-Коллинза, штат Колорадо. Вспомнилась история, рассказанная одним из наставников, Робертом Макадамом, легендарным руководителем разведсети и, по слухам, бывшим иезуитским священником.
Макадам, в то время уже семидесятипятилетний, обожал находить в самых неожиданных ситуациях и сюжетах шпионский подтекст. Под Рождество он любил встать у камина и, раскуривая трубку, изложить, как он говорил, «подлинную подоплеку рождественских событий».
— Коул, хочешь, я тебе кое-что расскажу? Одну историю. Проникнемся духом праздника.
— Какую историю?
Судя по голосу, Коулу не верилось, что праздничный дух еще можно как-то вернуть.
— Про трех царей, — Каган закусил губу, чувствуя, как припекает немеющую руку под повязкой. — Однако прежде всего надо уяснить, что на самом деле они вовсе не были царями.
— Кем же они были?
— Ты не поверишь.
— В Новом Завете три царя упоминаются один-единственный раз, почти в самом начале Евангелия от Матфея, — начал Каган.
Он не переставал смотреть в окно, пытаясь увидеть, не появится ли там кто, за снежной круговертью.
— Коул, ты когда-нибудь читал в Библии историю появления на свет младенца Христа?
Мальчик промолчал.
— Или, может, слышал в церкви, когда зачитывали эти главы из Евангелия?
— Боюсь, в церкви мы уже давненько не были, — послышался тихий голос Мередит, готовящей кофе на кухне.
— Вряд ли дольше, чем я, — возразил Каган.
Он слукавил, просто чтобы они еще чуть-чуть к нему прониклись. Днем он целый час простоял в соборе Санта-Фе перед рождественской сценой, пытаясь собрать в кучу бешено скачущие мысли и определиться, как же ему быть.
— Про так называемых трех царей там сказано очень мало. Пара десятков предложений. И это поразительно, учитывая, сколько всего про них с тех пор понаписано. Чтобы понять, кто они такие на самом деле, надо помнить, что Евангелие от Матфея создавалось либо на древнееврейском, либо на греческом. За прошедшие столетия его успели перевести на множество других языков. Появлялись разночтения. В английском переводе много веков спустя возникло слово «цари», однако лингвисты, исследующие смысл оригинала, полагают, что вернее было бы называть эту троицу астрологами или волхвами.
Облизнув пересохшие от стресса и обезвоживания губы, Каган прислушался к плеску воды, которую Мередит наливала в кофеварку.
— «Астрологи» — вполне подходящее для них название, ведь они следовали за звездой. Но я предпочел бы называть их волхвами. Ты знаешь такое слово, Коул?
— Нет, что-то не очень.
— Того же корня, что «волшебство» или «волшебник».
Под заинтересованный вздох мальчика Каган подался вперед, присматриваясь к смутной тени, мелькнувшей в пелене за изгородью, однако тут же решил, что это всего лишь обман зрения.
— В Евангелии говорится, что они пришли с востока. Если свериться с картой и представить, что творилось в мире в те времена, станет ясно, что скорее всего «с востока» — это из Персии. В наше время там находится Иран. Про Иран ты слышал, Коул?
— Слышал. Мама с папой смотрят новости по телевизору.
— Эта страна оказала огромное влияние на мировую историю. Сейчас там все непросто — насилие, напряженность. Две тысячи лет назад, впрочем, положение ненамного отличалось. Если вкратце, Персия хотела завладеть окрестными землями, в том числе Израилем, той самой страной, где вскоре суждено было появиться на свет Иисусу. От вторжения в Израиль персов удерживало могущество Римской империи, заявившей свои права на эти земли. Напасть на Израиль означало бы фактически бросить вызов Риму, а это хорошо бы не кончилось. Время от времени персы устраивали набеги на приграничные селения, пытаясь заманить римских воинов в засаду. В общем, у персов не хватало мощи на массовую атаку, поэтому они избрали другую тактику, старую и надежную, гораздо более действенную, чем открытое сражение. Они заслали шпионов.
— Шпионов? — переспросил Коул.
И снова Каган сдвинул брови и прищурился, пытаясь разглядеть мелькнувшую по ту сторону изгороди смутную тень. Однако стоило ему напрячь глаза, как тень тут же растворилась в снегопаде, будто мираж.