– Что там? – поинтересовался Пити.

– Вещь, которую я хранил для тебя.

– Не могу себе представить, что это такое.

– Боюсь, она будет тебе мала, если захочешь еще раз поиграть с Джейсоном, – подсказал я.

Пити недоуменно покачал головой.

– Узнаешь?

Я открыл пакет и достал старую бейсбольную перчатку, которую нашел под велосипедом своего брата много лет назад.

– Бог ты мой!

– Я хранил ее все эти годы в своей комнате. Привык класть рядом, когда ложился спать, и старался представить, где ты и что делаешь... – сказал я. Потом с трудом добавил: – Если ты еще жив.

– Много раз мне хотелось умереть.

– Не надо. Прошлое больше не имеет значения. Боже, как я скучал по тебе.

Я протянул ему перчатку, хотя видел Пити не очень хорошо – сквозь слезы трудно что-либо разглядеть.

7

– И что ты о нем думаешь? – спросил я у жены, выключив свет и забравшись под одеяло.

Комната Пити находилась в другом конце дома. Слышать нас он не мог. Тем не менее я старался говорить шепотом.

Некоторое время Кейт молчала.

– Твоему брату пришлось нелегко.

– Это точно. И все-таки ему такая жизнь, по-моему, нравится.

– Добродетель по необходимости.

– Полагаю, что так. Однако...

– Что?

– Ну, если бы он захотел, то смог бы жить другой жизнью.

– Каким образом?

– Думаю, он мог бы пойти учиться и получить профессию.

– Например, стал бы архитектором, как ты?

Я пожал плечами:

– Возможно. Этого нельзя исключать. Я знаю из новостей пару историй про близнецов, разлученных с рождения и потом воссоединившихся. Оказывается, у них были одинаковые профессии, увлечения, похожие жены и характеры.

– Не уверена, что хотела бы зависеть от чьего-то хобби. Кроме того, вы с братом не близнецы.

– Само собой. И все же ты понимаешь, о чем я. Пити мог бы стать таким, как я, но он выбрал другой путь.

– Ты действительно считаешь, что жизнь предоставляет людям богатый выбор? Сам же говорил мне, что никогда не стал бы архитектором, если бы не твой любимый учитель по геометрии в старших классах.

Я задумчиво смотрел на лучи лунного света, проникавшего в окно спальни.

– Да, я был странным подростком – единственным старшеклассником, который любил геометрию. Тот учитель очаровал меня своим предметом. Он объяснил, что мне надо делать и в какой колледж поступать, если я хочу заниматься архитектурой.

– Сильно сомневаюсь, что у твоего брата был учитель геометрии. Он вообще учился в старшей школе? – спросила Кейт.

– Кто-то должен был его чему-то учить. У Пити поразительно чистая речь. Я не слышал от него ни одного скверного слова.

Приподнявшись на локте, Кейт посмотрела на меня:

– Слушай, я сделаю все, что смогу, чтобы помочь твоему брату. Если он захочет остаться здесь, пока не решит, что делать дальше, я буду только рада.

Я поцеловал ее.

– Так надеялся услышать от тебя эти слова. Спасибо.

– Думаешь, это лучший способ отблагодарить меня? – спросила она.

Следующий поцелуй был долгим.

– Вот так гораздо искреннее.

Она провела ладонью вверх по моей ноге.

Я застонал от удовольствия. Затем на некоторое время наступила тишина. Присутствие в доме постороннего человека заставляло нас быть осторожнее, не шуметь и не стонать в момент наивысшего блаженства.

Потом мы молча лежали, приходя в себя.

– Если захотим еще большей искренности, меня придется откачивать, – пробормотал я.

– Рот в рот?

– Это всегда помогает.

Я поднялся и пошел в ванную.

Случайно глянув в окно, в темноте, разлившейся по саду, я увидел нечто такое, что заставило меня остановиться.

– На что ты там засмотрелся? – поинтересовалась Кейт.

– На Пити.

– Что?

– Я его вижу. Луна. Он там, внизу, в шезлонге.

– Спит? – спросила Кейт.

– Нет. Курит и смотрит на звезды.

– Возможно, просто не может уснуть после всего, что случилось сегодня.

– Я его понимаю.

– Знаешь, – усмехнулась Кейт, – добро пожаловать всякому, кто достаточно тактичен, чтобы не курить в доме.

8

Хотя Пита и утверждал, что доволен жизнью скитальца, я решил, что ему не помешает обратить внимание на некоторые немаловажные вещи, например на свою внешность. К примеру, сломанный передний зуб производит неприятное впечатление при знакомстве. Я подозревал, что Пити не мог найти работу просто потому, что наниматели принимали его за хулигана, и с утра пораньше позвонил семейному дантисту, объяснил ситуацию и уговорил его – за двойную плату, конечно, – отказаться от ланча и потратить час на моего брата.

– Дантист? – переспросил Пити. – Ни за что. Не собираюсь ни к какому дантисту.

– Но надо же что-то делать с этим зубом. Будет совсем не больно.

– Все равно. Я не был у дантиста шесть лет. Мне тогда удаляли корень.

– Шесть лет? Господь милосердный! Тем более тебе необходимо обследоваться.

Я не стал говорить Пити, что уговорил врача отказаться от ланча.

Еще раньше я обзвонил нескольких парикмахеров, пока не нашел свободного. Длинные волосы – ведь и мою прическу тоже не назовешь короткой – не должны выглядеть спутанными и безжизненными. После парикмахерской мы прикупили кое-что из одежды. Я не заблуждался и не рассчитывал уговорить Пити надеть дорогие брюки или что-то в этом роде, но новые джинсы и элегантная рубашка хорошо на нем смотрелись.

Потом мы зашли в обувной магазин и добавили к покупкам новые рабочие ботинки и теннисные туфли.

– Я не могу все это принять, – сказал Пити.

– Мне только приятно. Если хочешь, назовем это покупкой в кредит. Раскошелишься, когда заработаешь.

Потом настала очередь дантиста. В конце концов зубы Пити обрели нормальный вид, хотя врач сказал, что надо лечить кариес.

Прическа Пити выглядела стильно: волосы были уложены так, словно их тронуло порывом ветра. Я еще подумал о том, чтобы обратиться к пластическому хирургу, который смог бы заняться шрамом на подбородке Пити. Это дело решили оставить на потом, но уже и сейчас брат выглядел неплохо – так, словно только что переоделся после игры в теннис.